Ральф Ротман - Жара

— А что, туалетного мыла нет?

Клапучек покачал головой.

— Шефиня больше не кладет нам мыла. Думает, мы воруем его. Возьми «Приль».

Он снова вышел и вымыл руки, используя средство для мытья посуды. За стеклом на другом конце коридора стояла женщина и изучала его, разглядывая поверх очков. Облегающий жакет костюма, жемчуг, крупный, с ноготь большого пальца, шея в морщинах и молодежный макияж. Он потянул на себя бумажное полотенце и высморкался в него. А потом вернулся в помещение для отдыха, сел на скамейку и снял фольгу с еды.

— А ты быстро ориентируешься, — пробубнил с едой во рту Клапучек. — Когда я первый раз поехал без провожатого, я так психовал, что съехал в яму с цементом. Клиенты юмора не оценили и были недовольны, что мясной рулет поспел только к чаю. Но со временем я наловчился. — Кивнув головой на Гарри, он сказал: — Вот наш Элвис, думаю я, успевает даже заскочить между делом к своей Матильде, или как там ее зовут, и поиграть с ней в жмурки. Поэтому он всегда у нас такой замученный.

— Хочешь мою сосиску? — спросил Де Лоо.

— Ты что? Ты ее даже не попробовал.

— Бери, бери, не стесняйся.

— Большое спасибо. Печенка алкаша? Никакого жира и все такое прочее?

— Нет-нет. — Он поковырял вилкой в капусте. — Я редко ем мясо.

Эмиль взглянул на него, ухмыльнулся. Не сводя с Де Лоо глаз, он листал газету. Дошел до спортивной страницы и склонился.

— Я нахожу это разумным, — сказал Бернд. — По крайней мере, запоров не бывает и кожа дольше остается гладкой. Я бы с радостью стал вегетарианцем, да, боюсь, не выдержу. Стоит мне только вспомнить паштеты в Ка-Де-Ве [27] «Торговый дом Запада» на Курфюрстендамм. …

Он вожделенно почмокал губами, потом опять углубился в шкафы и кровати в своем проспекте, а Клапучек, разрезая на кусочки нежданно-негаданно подвалившую ему сосиску, сказал:

— Ну конечно, мой дорогой, не так-то это все просто. Представь себе, все станут вегетарианцами. Я тебе так скажу, у общества в целом будет множество проблем. Например, куда девать домашнюю скотину? Ведь они плодятся как полоумные и в момент съедят всю зелень, какая только есть. А под конец завалят нас с головой своим дерьмом.

В этот момент Гарри захрапел. Клапучек покачал головой.

— Нет, нет и нет. Мясоеды тоже должны быть, хотя бы для того, чтоб сила была. Когда ты пашешь, одной морковкой не прокормишься, подломишься, как стебелек на ветру… Ты хоть поддаешь время от времени?

— Ну, время от времени да, — сказал Де Лоо, чтобы от него отстали, а Клапучек хмыкнул и согнул фольгу пополам.

— Ну слава богу, мы, собственно, тоже. Я, например, пью светлое пиво, Гарри — тоже, Бернд все, что шипит, Эмиль все, что пенится… Понятно? Так что давай бери аванс, — подмигнул он, Де Лоо кивнул.

Бледное зимнее солнце светило сквозь стеклянные блоки в торце помещения, возвещая о наступлении вечера уже в раннее послеполуденное время, тени шкафов и стоячей вешалки были бесцветными, как водяные знаки, а в большой чаше, расписанной рекламой сигар, лежал смятый кусок целлофана, вздрагивая и извиваясь и пытаясь вернуть себе прежнюю форму, крошечные частички пепла просыпались на стол.

Де Лоо выпил глоток сельтерской, откинулся назад и закрыл на короткое время глаза. Белая тишина. Когда он их снова открыл, увидел в углу притаившуюся между резиновыми сапогами мышку. В передних лапках она держала кубик моркови, который моментально сгрызла в два-три приема. После этого она отважилась пройти чуть дальше в глубь помещения, обнюхала смятый бумажный носовой платок, окурок и подняла мордочку вверх, так что он увидел розовую внутреннюю поверхность ее ушей.

Повар встал и хлопнул в ладоши. Мышка исчезла.

— Хватит, пошли. Пора за котлеты приниматься.

Он закурил. Потом забарабанил кулаком по стене, и с женской половины донеслись недовольные возгласы. И Гарри, глаза все еще красные, протестующе засопел и отодвинул от себя подальше тарелку с гуляшом, причем так резко, что она стукнулась о бутылку воды Де Лоо.

— Ну что опять за шайсе! Нельзя, что ли, спокойно отдохнуть, разве у нас не перерыв? Мы же только что сели, эй!

— Ты уже достаточно посидел, — сказал Эмиль и убрал свою газету в узкий шкафчик. — А на Брахфогельштрассе даже еще и полежал.

Гарри скривил лицо, постучал себе в грудь большим пальцем.

— Кто? Я? Как тебе могло прийти такое в голову? Тот угол не входит в мой маршрут!

— Ну, тогда я хотел бы знать, что там делала твоя машина, — сказал Эмиль и вышел.