Яков Шехтер - Любовь и СМЕРШ (сборник)

Пока я забавлялся изучением меню, Анна рассматривала книжку, купленную на Староместкой площади. Особенность книжного магазина заключалось в том, что он располагался в помещении бывшей фирмы Германа Кафки, отца писателя. Магазин назывался, естественно, «У Кафки», а книга «Франц Кафка и Прага».

— Посмотри, — сказала Анна, протягивая мне книгу. — Вот что написал Йоганнес Урцидил:

«Кафка был Прагой, и Прага была Кафкой. Никогда больше Прага не будет столь совершенной, как при жизни Кафки. И мы, его друзья, знаем, что эта Прага сохранилась в тончайших количествах только на страницах его произведений».

— Разве это не есть доказательство непреходящей ценности исчезнувшего? — спросила меня Анна. — Вот оно — (absent presence), присутствие в отсутствии. Легенда-предание о Кафке подобна легенде-преданию о Големе: сейчас его нет, но он повсюду, раньше он был, а теперь он нигде.

Немного покружив по улицам, мы оказались перед заманчивой вывеской: «Ирландское кафе „У Джойса“. Здесь нет незнакомцев, здесь только друзья, которых вы еще не встретили».

Их окон доносилась русская речь, сдвинув столики, тут сидела туристическая группа. В меню можно было не заглядывать: лица сидящих слишком напоминали то, что они ели. Избегая прикасаться к тарелкам, мы уселись в дальнем углу кафе, подальше от предполагаемых друзей, заказали неизменный черный кофе с рюмкой абсента [5] Сегодня, после снятия почти столетнего запрета на абсент, пьющий этот напиток воспроизводит на казуальном уровне миф о Фениксе. Навязчивая идея личного бессмертия овеществляется актом соединения человеческой плоти с воспрянувшей из забвения жидкостью. и заговорили о литературе. О чем, как не о ней, можно рассуждать в кафе под таким названием? Речь пошла об энигматической общности, казалось бы, столь непохожих писателей: Кафки и Джойса.

Писатель способен увидеть то, чего нет, воссоздать отсутствующее, вдохнуть в него жизнь. Соединяя разрозненные факты, осевшие в его памяти, он формирует реальность, способную на несколько часов заставить другого человека отвлечься от существующего. Иными словами, писателю должно быть подвластно волшебство абсента.

Процесс создания текста можно разделить на два этапа. Первый — собственно написание, когда автор ведет диалог с прочитанными книгами. «Каждая книга говорит только о других книгах и состоит только из других книг», — утверждает Эко. Джойс хорошо вписывается в эту концепцию, Кафка куда хуже.

На втором этапе начинается диалог между текстом и читателем. Главный вопрос этого этапа: на какой диалог рассчитывает автор.

Один тип писателей ориентируется на удовлетворение вкуса публики, таким как он есть. Другой тип — и в этом Джойс и Кафка сходятся — стараются сформировать нового читателя. Когда Набоков писал своего «Соглядатая», читателя, так подробно впивающегося в извивы текста, на русском языке еще не существовало.

В первом случае автор начинает с некоего исследования рынка, а затем подстраивается под его законы. Такого рода книги могут оказаться удачными и весьма читаемыми.

Ознакомившись с рукописью одной известной израильской писательницы, я обнаружил, что она невольно повторила сюжет новеллы Борхеса. Писательница Борхеса терпеть не могла и этой новеллы не читала; сюжет она придумала сама. Я пустился в длинные рассуждения о довольно известном в литературе феномене повторения, упомянул «удар со стороны классика» и предложил ей вплести имя Борхеса в ткань повествования так, чтобы вместо копирования сюжета получилась литературная игра. — Дорогой мой, — сказала писательница, — оставьте меня с вашим постмодернизмом. Я хочу, чтобы мою прозу читали не только вы и Миша Ю., а обыкновенные люди, не понимающие всех этих штучек.

Проблема в таком подлаживании под читательский вкус проявляется на второй или третьей книге; шаблон, избранный писателем, начинает сжимать его воображение подобно удаву.

Второй тип предполагаемого диалога менее благодарный для автора, но может оказаться куда более перспективным. Автор указывает читателю, чего хотеть, кого любить, на что обращать внимание. Он формирует новый вкус и нового читателя. Редкий сплав интуиции, мастерства и удачи. Удается такое немногим, но если удается — можете рассчитывать на мемориальную доску на доме, где вы родились.

Оборотная сторона такой концепции породила широко распространенное мнение, будто текст пользуется успехом у читателей, только если он развлекает. Публика получает то, что она хочет, а значит, произведение ничего нового в себе не несет. Успех превратился в дурной знак, а популярность в символ недоброкачественности.