Яков Шехтер - Любовь и СМЕРШ (сборник)

Слева от центрального входа была небольшая ниша с дверью. По всей видимости, когда-то через эту дверь попадали в микву. Я устроился в нише и спокойно приступил к молитве. И вот тут начался настоящий театр!

За пятнадцать минут моей молитвы у решетчатой ограды синагоги собралась небольшая толпа. Анна, ожидавшая меня возле ограды, слышала удивленные возгласы туристов:

— Смотри, еврей! Точно, настоящий еврей.

— А что он делает?

— Молится, наверное. Точно молится. Смотри, смотри, настоящий еврей и молится.

Оживший музейный экспонат. Наверное, подобный эффект мог возникнуть в каком-нибудь средневековом замке, если бы стоящие у камина рыцарские доспехи вдруг вытащили меч и приступили к фехтовальным упражнениям.

Евреев в Праге больше нет. Кроме туристов, разумеется. Вот их-то оказалось более, чем достаточно. Но настоящих, местных евреев встретить так и не удалось. Может быть, они существуют где-то, в таинственном полумраке проходных дворов и комнат со стрельчатыми окнами, но их присутствие в современной Праге незаметно даже заинтересованному взору. Лишь тени великих предшественников мелькают на раззолоченных стенах роскошно отреставрированных синагог, превращенных индустрией чешского бизнеса в туристскую атракцию.

Чехи зарабатывают на отсутствии евреев больше, чем на их присутствии. По району бывшего гетто бродят стада туристов, на входном билете администрация указывает маршрут вашей прогулки, с точностью до минуты предписывая, какую синагогу и когда вы должны посетить. Просто железнодорожное расписание какое-то, а не билет!

Бедный, бедный Мордехай Майзель! О постройке его синагоги сложено немало легенд, и одну из них я не могу не привести.

«Двести лет назад глава еврейской общины Праги рав Ицхак возвращался из дальней поездки. Наступил вечер, кучер, хвативший по причине мороза изрядную дозу сливовица, задремал на козлах, и лошади сбились с дороги. Остановившись в густом лесу, они постояли несколько минут и вдруг вздыбились и заржали так, что раву Ицхаку стало страшно, а вмиг проснувшийся кучер кубарем слетел в сугроб.

Сквозь деревья мерцал синеватый огонек, лошади дрожали, но не двигались с места. Отводя в сторону покрытые инеем морды, рав Ицхак завязал им глаза и двинулся на свет.

Спустя несколько минут он оказался на поляне, посреди которой дрожало голубое сияние. Два маленьких человечка с длинными седыми бородами, прилежно вытаскивали из сияния золотые слитки, наполняя ими огромный сундук. Некоторое время рав Ицхак наблюдал за их работой, а потом спросил:

— Для кого вы наполняете этот сундук?

— Не для тебя, — злобно ответил один из человечков и исчез. Вместе с ним пропали сияние и сундук, только несколько кусочков золота остались на снегу, посверкивая в лунном свете.

— Своим вопросом ты причинил себе огромный вред, — сказал второй человечек. — Золото предназначалось для тебя, но теперь его получит твой будущий зять. Только не ошибись, выбери его правильно.

Человечек исчез, три кусочка золота продолжали сверкать в лунном свете. Рав Ицхак задумался: его дочери недавно исполнилось одиннадцать лет, думать о замужестве было еще рано. Он подобрал кусочки золота и вернулся к лошадям.

Несколько дней рав Ицхак размышлял о том, как определить будущего зятя и, не найдя ответа, решил прибегнуть к помощи Небес. Завернув кусочек золота в перепачканную тряпку, он выбросил его за окно.

„Того, кто подберет тряпку, — решил рав Ицхак, — наверняка направляет Высшее Провидение“.

Окно выходило на оживленную улицу, но, несмотря на это, тряпка пролежала незамеченной почти до наступления темноты. Уже в сумерках пробегавший вприпрыжку мальчишка, одетый в лохмотья, одним движением подхватил ее и, не замедляя бега, скрылся за поворотом.

Удивленный странным распределением благосклонности Небес, рав Ицхак решил повторить проверку и на следующий день поступил таким же образом. История повторилась с устрашающей точностью: пробегавший мимо дома тот же самый мальчишка подхватил на бегу тряпку и исчез.

Впрочем, далеко убежать ему не удалось: слуги рава Ицхака, простоявшие целый день на морозе в ожидании незнакомца, бросились вдогонку и заметили дом, в котором скрылся мальчишка.

Спустя час глава общины знал все подробности о своем будущем зяте. Звали его Мордехай Майзель, его отец, прежде чем ослеп, работал носильщиком, а мать держала маленькую лавочку, доходов от которой едва хватало на нищенское пропитание. Семья была одна из самых бедных в общине, и породниться с ней раву Ицхаку казалось немыслимым.