Яков Шехтер - Любовь и СМЕРШ (сборник)

Рав Ицхак, доживший до глубокой старости, в великом смятении примчался в дом своего зятя. Не в силах вымолвить ни слова, он сидел у постели умирающего, и слезы катились по его щекам.

Вернувшись с похорон, жена вскрыла сундук. Он оказался пустым».

На следующий день мы купили билеты и пустились в путешествие по еврейским «музеям». Передавая кроны в окошечко кассы, я вспоминал неизвестного чешского крестьянина. Видимо, богатство, полученное Мордехаем Майзелем, было дано взаймы, и теперь пришло время его возвращать.

На старом кладбище, рядом с могилой Магараля, я достал привезенные из Израиля свечи, зажег их и принялся читать теилим — псалмы Давида. В течение нескольких часов я снова превратился в главную еврейскую достопримечательность Праги. Прочитать от начала до конца книгу «Теилим» непростая штука, это занимает много времени и требует сосредоточенности. Но сосредоточиться оказалось непросто.

Выяснилось, что могила создателя Голема не менее людное место, чем станция метро в часы пик. Группы туристов валили одна за другой, языки всех народов Европы и Азии несмолкаемым гулом висели над кладбищем. Редкое зрелище молящегося еврея вызывало возгласы удивления, сопровождаемые щелком затворов. По счастью, только фотоаппаратных. Но иллюзий у меня не возникало: часть присутствующих, будь у них возможность, для моего увековечивания воспользовалась бы другим видом техники.

Изредка поднимая глаза, я натыкался на обнаженные женские пупки, откровенно просвечивающие кофточки, оголенные плечи, — август в Праге, конечно, не израильское лето, но тоже весьма теплое время года. Ни в одну церковь туристов в таком виде бы не пустили, здесь же, кроме миниатюрных бумажных кипочек, предлагаемых у входа на кладбище, никто никому не препятствовал: ходи, как хочешь. Чем провинился Магараль, что возле его могилы бродят праздной толпой полураздетые чужестранки?

Еврейской Праги не существует. Но аура тысячелетнего еврейского присутствия в этом городе висит над улицами, словно серебристый туман. Дрожащее мерцание овевает кладбище и синагоги, прячется в камнях старых домов, точно рука кукольника в кукле. Чтобы ее увидеть, нужно раскрыть «Теилим» и произнести несколько слов на древнем языке. Стоит прикоснуться к ней мыслью, как она тут же возникнет перед вашим взором, прорастая сквозь бетон и позолоту реконструкций. Другая реальность, отсутствующая в мире и скрытая от нас всего лишь углом зрения.

— Ты не прав, — сказала Анна, прочитав эти строки. — Евреев нет, но могильные плиты, заполненные надписями, по которым скользят взгляды туристов, сохранились. Сотни тысяч людей платят за это зрелище немалые деньги, то есть, усматривают в нем ценность. Тут тоже действует своеобразный контракт: дирекция «музеев» предлагает синагоги и кладбища как некую ценность, а посетители, платя деньги, подтверждают тем самым предположение дирекции. Приехавший из другой страны турист, созерцая могильные плиты на несколько минут соединяется со стоящей за ними духовностью, придавая ей новые силы. Он, живой и присутствующий здесь, становится, в некотором смысле, частью этой духовности и материальным воплощением тех, на чье отсутствие указывают надгробия. Каждый купленный билет есть доказательство непреходящей ценности исчезнувшей еврейской общины Праги.

Неподалеку от Майзелевой синагоги, у бывшей границы еврейского гетто, висит мемориальная доска: «На этом месте находился дом, в котором родился Франц Кафка». Прямо под мемориальной доской расставлены столики ресторана «У Кафки». Впрочем, ресторанные столики в Праге располагаются практически в любом месте, их можно обнаружить везде, кроме, разве, усыпальницы чешских королей.

«У Кафки» в тот день подавали стейки из черной пиренейской свинки, холодное свиное колено и «утопленник».

О черной пиренейской свинке я никогда не слышал, но воображение моментально нарисовало некое милое и нонконформистское животное, свободно бегающее по Пиренеям. Представить его в роли съедобного мяса мое воображение отказывалось; никакое количество абсента не помогло бы превратить эту свинку в еду.

Пропустив первые два лакомства, я остановился на третьем. Интересно, какую часть утонувшего тела мертвого человека здесь подают и как часто такие тела обнаруживают во Влтаве? Дальнейшие предположения о квоте распределения филейных частей между ресторанами Праги были прерваны объяснениями официанта. Оказалось, что «утопленник» — это всего-навсего сосиска, утопленная в соусе из пива, а делают ее из самой заурядной свиньи, у которой, вероятно, предварительно выламывают колена.