Прошло еще две недели. Ни отцу, ни врачам, ни социальному работнику не нужно было говорить мне, что, если я и переживу беременность — что все еще было под сомнением, — я не смогу заботиться о дочери. В это время я уже не хотела ребенка. Какая я была дура! Отец нанял юриста, который помог мне уладить вопрос о передаче ребенка в приемную семью. Юрист пришел в мою палату, включил компьютер и вышел на сайт, где были зарегистрированы супружеские пары, не имевшие своих детей и желавшие удочерить ребенка. Я была слишком слаба, чтобы этим заниматься, и все эти персонажи слились в моих глазах в одно лицо.
— Мне все равно, — сказала я. — Выбирайте сами.
Он колебался.
— Я расскажу вам о трех парах, хорошо? И вы выберете одну из них. Я хочу, чтобы вы приняли участие в выборе. Если… когда вы поправитесь, я не хочу, чтобы вы думали, что вас к этому принудили.
Он описал мне три пары, но в моем сознании они все перепутались. Кто из них работал в Ай-би-эм? Которая из женщин потеряла троих детей? Кто из них был пилотом гражданской авиации и хотел, выйдя в отставку, посвятить себя отцовским обязанностям?
— Среднюю, — сказала я. — Я выбираю среднюю из трех.
По-моему, юрист сказал, что они богатые люди, а мне хотелось, чтобы у моей дочери было все, раз уж у нее не будет меня.
— Супруги Ричардсон, — с удовлетворением сказал он, закрывая ноутбук. — Они будут в восторге, Робин. Вы сможете принимать любое участие в жизни ребенка, если пожелаете. Вы сможете…
— Я хочу, чтобы она перестала быть частью меня, — перебила я. — Она меня убивает.
Он отступил от меня на шаг. Мне показалось, что я его шокировала. Я слишком утомилась, чтобы объяснять, что я не то хотела сказать. А может быть, я именно это и хотела сказать. Я сожалела, что так боролась за то, чтобы иметь этого ребенка. Она и впрямь убивала меня. Я была готова на все, чтобы дать ей шанс выжить, но она убивала меня, лишая последнего шанса.
Каждый день то один, то другой врач объяснял мне свой метод лечения, и я постепенно утрачивала способность их понимать. Я знала, что им придется извлечь ребенка раньше положенного времени, что мне будут делать кесарево сечение. Потом я останусь в больнице, пока мне не найдут новое сердце. Я знала, что все это моих рук дело, мой выбор в пользу ребенка, а не себя самой. Слова врачей звучали все глуше, пока однажды я не ушла в тот мир, где уже не могла их слышать.
Как-то раз, когда я еще находилась в том туманном мире, между жизнью и смертью, я смутно увидела наклонившуюся надо мной женщину. Она что-то держала в руках. Блокнот или что-то в этом роде. Она приподняла кислородную маску с моего лица.
— Вы меня слышите, Робин? — спросила она. — Мне нужно узнать имя отца для свидетельства о рождении.
— Я не должна… — пробормотала я, стараясь вспомнить, что мне говорил отец о свидетельстве о рождении.
— Вы меня поняли, голубушка? Как зовут отца ребенка?
— Тревис Браун, — прошептала я. Как это было хорошо — почувствовать, как эти два слова соскользнули с моего языка! Она уже вышла из палаты, прежде чем я вспомнила, что именно эти слова мой отец и запретил произносить.
Я свернула к подъезду дома, где мы с Майклом жили последние десять лет, и была разочарована, увидев сквозь окно гаража его машину. Было пять часов, и вероятность, что я смогу заглянуть домой, не встречаясь с Майклом, была велика. Я знала, что он работает над новой игрой у себя в кабинете, и хотела проскользнуть незаметно.
Тревис и я долго разговарили сегодня утром в «ДжампСтарте». По тому, как он обращался с айпадом, было ясно, что он хорошо знаком с компьютерами и Интернетом. Мы разговорились об Интернете, и я сама не заметила, как рассказала ему, что Майкл был дизайнером видеоигр. Тревиса это очень заинтересовало.
— Я никогда не думал, что кто-то занимается этим профессионально, — сказал он. — Круто.
— Это не обычные игры, — объяснила я. — Они объединяют в одно время тысячи людей и предназначены для решения реальных проблем. Вроде энергетического кризиса или предотвращения лесных пожаров. Он получил премию за одну игру, где целью было лечение некой разновидности рака. — Пока я говорила ему об этом, во мне возродилась прежняя гордость Майклом.
— Круто, — снова повторил Тревис. Трудно понять, как человек без работы, с ребенком на руках и, вероятно, бездомный, мог увидеть и оценить пользу таких игр.
— Он думает, что игры — это универсальное средство, которое может излечивать все, — сказала я, переходя, по своему обычаю, в критичный тон, который я усвоила по отношению к Майклу. — Он видит во всем только хорошее.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу