Вика помчалась опять к бардессе: там верные аспиранки две облеванные подушки замывают, а Полюдова говорит не своим голосом:
– Он волк, он зверь, он там подохнет, пусть он подохнет.
И тут Виола приходит. Полюдова взяла хлебный нож, ее, конечно, скрутили.
Еще и мы в этот миг заходим – разбежались тоже спасать талант. Нам кричат:
– Уходите, Нинка, Славка! Ой, уходите, не до вас.
Потом, лет через десять, мы с сестрой Вити встретились в одной компании. Она говорила:
– Правда, я после Полюдовой никого слушать не могу, потому что не сравнить же. Вот у мамы в редакции есть такая Вера, поет, все ее слушают, а я не могу, ухожу, это просто никак… И брат уже чужой – он на Виоле женат. Как пришел из тайги с воспалением легких, как отлежался, так со мной и не разговаривает по душам.
* * *
Удивительно, но, кроме Вити, у Полюдовой никого не было.
Каждый раз молодые мужские толпы, с наслаждением послушав ее концерт в универе, разбегались по быстрым радиусам, шепча: это же буря, а не стоит знакомиться с бурей – голову оторвет.
Кажется, терпеть ее могли только рыболовы и охотники, поклонники Торо, им природные стихии только подавай. После Вити она нашла другого промысловика, родила ему пятерых детей, а тот даже не дрогнул, бегает с ружьем уж не знаем по каким оставшимся чащобам, кормит семью. А она отбросила псевдоним, стала Покедовой – по мужу, 9 мая звонила нам из своих глухих чащоб:
– Мне нужен адрес «Нового мира». Я написала поэму про всех репрессированных поэтов. А теперь расскажите мне подробно, как вы провели День Победы.
– А ты как? – отпарировали мы.
– Я записывала застолье на видео, чтоб послать невестке – она поволжская немка, и уже два года в Германии. Как звонит, всегда просит: пришлите песни, которые мы все пели в застольях.
– И что вы записали?
– Все. «Вот кто-то с горочки спустился», «Каким ты был, таким остался», «А я люблю женатого»…
* * *
На занятиях по освежеванию и выделке шкур Витю в институте охотоведческом всегда хвалили: казалось, все делал одним непрерывным движением.
Он тогда любил рассказывать дзенскую притчу о мяснике, пережившем просветление. Этот мясник делал один сложный разрез-удар, и со стороны казалось, что шкура сама падает с туши, а туша под счет раз-два распадается на куски.
В общем, институт был вскоре брошен, и компания-коммуна друзей уехала в тайгу добывать зверя. Лютые морозы, личные олени, лайки, которые спали в сугробах при минус пятидесяти, и, как ни странно, бомжи, невесть откуда выходящие к их зимовью из тайги. Там какое-то время все было хорошо, он даже у жены роды принял, дочь назвали Искра.
Но потом что-то не поделили, чудом друг друга не поубивали из карабинов и разъехались в разные стороны.
Помню, что Витя звонил нам и выговаривал:
– Вы же были старше меня – почему не предупредили, что жизнь такая тяжелая…
– Не стони, Стоножко, – вяло отбивались мы, сами выпитые жизнью.
У нас была своя тайга – дремучий город, хоть и центр; и свои бессмертные бомжи – соседи по коммуналке.
* * *
Затем Витя с женой развелся.
С новой занялся новым делом – мебелью.
Уже была рыночная эпоха, и опять у Вити оказался необыкновенный талант, хороший доход. Долетали до нас слухи, что его фирма делает персиковую мебель, что такое – до сих пор не знаем; и нам обещал недорого сделать гарнитурчик ради старого знакомства, но мы не врубились.
* * *
В пятьдесят лет он бросил вторую семью и сел писать рассказы.
Принес нам сразу целую папку! Выпив третью рюмку нановодки, застучал по столу отнюдь не нанокулаком:
– Через девять лет и восемь месяцев у меня будет мировая слава!
А через сколько часов и минут – не сказал.
* * *
Давно мы уже дали зарок не браться за чтение никаких рассказов у знакомых.
Однажды произошла история. Разбогатевший знакомец (пиар-технологии) пригласил нас к себе в загородный дом на выходные. Мы, конечно, всячески отбояривались, но он больно напирал на общую дружбу в юности и еще сказал, что написал рассказ и мы должны его оценить.
В общем, в субботу утром он за нами заехал на «лексусе». Отдал рассказ у входа в бассейн, который, как шторы, окружала матовая пленка:
– Ребята, читайте, а я поплаваю, чтобы скоротать время. Что-то я волнуюсь. Потом вы тоже – у меня там для гостей полно купальников.
Мы пошли к журнальному столику, плюхнулись на диван в форме огромной капли и начали читать каждый свой экземпляр.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу