Инна Александрова - Свинг

Господи, как давно это было! Как будто в другой жизни и не с ней. Вспоминая прошлое, Вера Николаевна не знала, что делать ей сейчас, в настоящем: что сделает с ними Валентина — убьет или не убьет?..

Мишу арестовали в декабре тридцать шестого, а к ней пришли в феврале следующего. Несколько вечеров подряд какой-то мужчина неотступно ее преследовал, когда возвращалась с работы домой. Подумала, кто-то написал и на нее «телегу». Совесть ее была абсолютно чиста, но уже на примере Миши понимала, догадывалась, как все делается. На четвертый или пятый вечер мужчина подошел, показал удостоверение — она, конечно, в темноте ничего не разобрала, — попросил разрешения зайти. Он был вежлив, но она тут же поняла: теперь ей, именно ей будет плохо, очень плохо. Было часов восемь вечера. Он сказал, что к двенадцати подойдет машина и отвезет ее на вокзал. Она должна уехать. Взять с собой следует только самое необходимое, но обязательно теплые вещи. Она не простилась даже с матерью: телефона не было, выйти из дому боялась да и времени на сборы оставалось мало.

Вера Николаевна не знала, что такое ссылка, за что ее ссылают, какая жизнь ее ожидает. Понимала только, что будет несвобода, унижение и бесконечный вопрос — за что?

Дорога была нетяжелой. Она и еще несколько женщин, таких же, как она, ехали в купейном вагоне. В коридоре все время стоял кто-то в штатском. Их было двое. Они менялись. Винтовок у них не было, но на боку, под пиджаком, что-то оттопыривалось. Наверно, наганы. Ехали почти двое суток, а когда к концу вторых один из охранников сказал, чтобы собирались, так как скоро выходить, оказалось, что приехали глухой ночью на станцию, название которой прочитали на фронтоне маленького вокзала. Станция называлась Чаши. О таком населенном пункте она ничего не знала. Их посадили на телегу и везли, наверно, не меньше часа. Остановились около небольшого белого домика. Потом узнала, что такие делают из самана. Дом был нежилой. В единственной комнате с большой печкой стояли и письменный стол и деревянный диван с жестким сидением. У стола два стула. Возница (когда разделся, они разглядели петлицы и кубари на гимнастерке) велел им сесть на диван и начал вынимать какие-то бумаги из сейфа у стола. Он не представился, и только потом они поняли, что теперь это их хозяин, их душеприказчик. Нет, он не казался злым. Просто у него были оловянные глаза.

Их расселили по квартирам. Она попала к Антонине Дмитриевне Антиповой, высокой, статной, полной женщине с красивым лицом. Так вошла в ее жизнь Тоня первая. Вторая Тоня, ее милая Тонечка, ее дружочек, которой теперь она всем обязана, темненькая, худенькая, изящная, с большими серыми грустными глазами.

Вера Николаевна и женщины, приехавшие с ней, сразу попросили работы. Она могла спасти и оторвать от тяжелых мыслей. Но работы не было. Лишь к концу месячного пребывания в Чашах только Вере Николаевне нашлось место, потому как была бухгалтером-товароведом да еще с высшим образованием. Теперь она стала учетчицей на складе готовой продукции небольшого ремонтно-механического завода, что располагался у станции.

Месяц, который провела Вера Николаевна без работы, да и когда стала работать, непрестанно думала, анализировала, и думы эти резко отличались от московских — наступила совсем другая жизнь. Теперь понимала, что все упования на лучшее будущее во имя грядущих поколений, вся вера в возможность окончательной победы коммунизма — болтовня, потому что при коммунизме не должно быть ни тюрем, ни ссылок, ни репрессий. Теперь понимала, что беды людей не только из-за злобы и невежества, но и из-за отсутствия хороших, убедительных, исполняемых законов. И если бы были хорошие законы, бед было бы меньше и не случилось бы того, что случилось с ней и Мишей. Если есть Бог, почему он не дает людям хорошие законы, думала Вера Николаевна, но тут же себя обрывала, одергивала, вспомнив о заповедях Христа. Нет, Бог дал людям все, а главное — свободу выбора. Но людей все заносит и заносит куда-то в дьявольщину. Тогда она еще верила в справедливость, полагая, что если справедливость заключается в совершении поступков, полезных обществу, значит, она должна обуздать пороки, свойственные человеку.

Интуитивно понимала, что навсегда кончилась какая-то большая часть ее жизни. И жизнь прежняя никогда-никогда больше не повторится, а теперь есть — несвобода, Кузьмин, у которого каждые десять дней она расписывается в толстой амбарной книге, работа, Тоня, корова, за которой нужно убирать. Это стало ее делом. А еще — письма матери, которые писала каждую неделю и на которые очень ждала ответа.