Инна Александрова - Свинг

Мы живем сволочно потому, что патологически ленивы. Разводим руками и говорим: что поделаешь, от нас ничего не зависит. А это неправда. От каждого что-то зависит. Но для этого человек должен быть активен.

Мы живем сволочно потому, что в своих бедах считаем виноватыми не себя, а кого-то другого: злой дух, дядю, а главное — чужих.

Мы живем сволочно потому, что беспутны: пьянствуем, дебоширим, злобствуем. А уж зависть вообще раздирает. Наверно, есть тому объяснение: вековое бескультурье, нехватки, голод, войны. А этому тоже есть объяснение. И так по кругу, по кругу, по кругу…

Мы живем сволочно потому, что в нас сидит что-то такое, что заставляет при огромном богатстве и высоком интеллекте жить трущобно. Кто ответит на этот вопрос, тот, наверно, получит Нобелевскую премию.

Мы живем так, как живем, потому что не выполняем законы Господни, хоть и повесили на грудь кресты.

У меня природное недоверие к любому коллективному мышлению, восприятию, энтузиазму, любви, ненависти. Но… без общей задачи, идеи — можно назвать как угодно — людям, наверно, не прожить. И человек должен быть устремлен в будущее. Без этого индивид впадает в депрессию. Здоровая нация не смотрит, как вчера камень поставила. Она сегодня его ставит. Смотреть назад — значит прекратить творчество, прекратить жизнь.

Мишенька! Голубочек мой! Убили тебя, убили… И Билютин, начальник КГБ, так сказал в тот страшный день. Скоро, очень скоро приду к тебе — мне много лет. Только не лежать нам рядом. Поскупятся, поскупятся ребята, чтобы отвезти и положить там, где лежишь ты. Далеко это, очень далеко. Через две границы, в бывшую Пруссию везти нужно. Не русская это земля, не русская…

Но души наши, Мишенька, все равно вновь объединятся в огромном пространстве. Я верю в это, мой родной, мой ненаглядный…

Господи! Совсем ополоумела старая: с тем светом разговаривала…

2008 г.

Теперь, когда прошло двадцать шесть лет, когда боль немного поутихла, могу спокойно оценить, найти какое-то объяснение происшедшему. Чем неуютнее чувствует себя человек в быстро меняющемся мире, тем сильнее тоскует по прошлому и страстно тянется к нему. А случилось все в марте восемьдесят второго, но кажется — было вчера.

Я очень ее любила. Нас связывало не совместное времяпрепровождение, не взаимная помощь в делах, не обмен услугами, хотя все это тоже было. Нас связывало нечто иное — стойкая приязнь, основанная на любви и уважении, согласные понятия.

Она была доброй, очень доброй, а нет качества более редкого, чем истинная доброта. Большинство людей, считающих себя добрыми, только снисходительны или слабы.

Она была мягкой. А истинно мягкими могут быть люди только с твердым характером. У остальных кажущаяся мягкость — чаще всего просто слабость, которая легко превращается в озлобленность.

Она была искренней. Мало кто обладает этим качеством. А то, что часто принимаем за искренность, — просто тонкое притворство, цель которого — добиться откровенности окружающих.

Она была прямодушной. Люди слабохарактерные не способны быть прямодушными.

Она была добродетельна. Важнейший признак высоких добродетелей — от самого рождения не знать зависти.

Она — это моя Нина, Ниночка Гринштейн, с которой судьба свела в пятьдесят восьмом — мы были еще молоды.

Нина приехала в Москву из Ростова. Ее приняла и поселила у себя тетка — тетя Тамара, посолыпа. Муж тети — Михаил Андреевич — долгое время был послом в разных странах.

Почему сорвалась Нина в Москву? Тут многое надо объяснить. Она родилась в городе, расположенном на правом — высоком — берегу Дона, в сорока шести километрах от впадения реки в Таганрогский залив Азовского моря. В городе, который взял свое начало с Темерникской таможни, а таможня стояла там, где теперь Кировский проспект. В сентябре 1761 года была здесь основана крепость, названная именем митрополита Дмитрия Ростовского, а слова «на Дону» прибавлены позже, чтобы отличить город от давно существовавшего Ростова Ярославского. В городе, который в 1871 был соединен с Москвой железной дорогой, пролегающей через Харьков. В городе, который начал особенно расти во второй половине XIX века; перед революцией было в нем около двадцати иностранных консульств и торгово-экспертных фирм. В городе, где май — это цветение каштанов и лип, акации и жасмина, ясеня и шаровидного клена. В городе, где на левом — низком — берегу был пляж, а улицы утопали в акации и серебристых липах. В городе, где рынок ломился от анчоуса и азовской хамсы, кефали и ставриды, камбалы и пеламиды. В городе, где спокойно уживались русские и украинцы, евреи и осетины, кабардинцы и адыгейцы, чеченцы, ингуши, армяне.