Инна Александрова - Свинг

В этом городе по улице, которая начинается от Темерникского моста, расположенного вблизи вокзала, и тянется на несколько километров, улице, что звалась когда-то Большой Садовой, а потом Энгельса, и ездила в трамвае маленькая девочка Ниночка. На перекрестке Энгельса с Буденновским проспектом, что является архитектурными воротами города, в доме рядом с универмагом жила моя героиня. В доме этом до войны отцу Нины — Григорию Евсеевичу — дали квартиру, потому что был он по тем временам большим начальником — заведовал сельским хозяйством области.

Григорий Евсеевич Гринштейн был родом из Литвы, из-под Вильно. Родители его — обычные обыватели: отец — аптекарь, мать — домохозяйка. К моменту рождения Нины — двадцать четвертому году — стариков уже не было, так что девочка не знала своих бабушку и деда, как не знала их и с материнской стороны — московских купцов.

Григорий Евсеевич был не только начальником, но и красивым, высоким, стройным, окончившим виленское коммерческое училище. В семнадцатом со всей страстностью натуры окунулся в революцию, а за время Советской власти учился и в Институте красной профессуры в Москве и на множестве различных курсов. Был значительно начитан. Жену, Марусю Северову, встретил в столице совсем молоденькой.

По любви сошлись Маруся и Григорий, по любви поехала молодая в Ростов, куда назначили Григория на партийную работу. И уже будучи замужем, окончила фельдшерскую школу, стала работать в больнице. А еще — с малолетства шила и вязала.

Конечно, мало что понимал Григорий в сельском хозяйстве, но очень прилежно учился, прислушивался к тем, кто понимал, а людей вообще уважал. И они платили ему тем же. Нижний Дон был земледельческим районом Северного Кавказа, и две трети земель — пахотные. На юго-востоке — Сальские степи. Там — тонкорунное овцеводство. Сеяли и озимую, и яровую пшеницу, кукурузу и подсолнечник, а перед войной рисовые чеки стали осваивать. Три четверти выращенной пшеницы были твердых сортов. Продавали за границу. И в мясо-молочном животноводстве, и в свиноводстве стал разбираться. Месяцами не вылезал из командировок, а Нина и Мария Алексеевна видели его только в праздники.

Может, из-за того, что редко бывал дома, или из-за чего еще — скорее, от любви друг к другу — в семье были мир и согласие. Но жизнь, как известно, состоит из разных полос, и черная полоса пришла в их дом: в конце тридцать восьмого Григорий Евсеевич заболел. Заболел так, что пришлось везти в Москву на операцию — обнаружили опухоль в правой почке. Четыре месяца семиклассница Нина жила одна и тоже стойко выдержала испытание.

Слабеньким вернулся отец, однако на работу вышел, хотя дали инвалидность. Теперь он уже не мотался по бесконечным командировкам, а сидел в конторе: контора была на Энгельса, в здании бывшей Городской Думы. Здесь находились Северо-Кавказский крайком партии и крайисполком. Засиживался допоздна. Служил в отделе пищевой промышленности, а промышленность была мясная и молочная, мукомольная и маслобойная, консервная и винодельческая. Подолгу засиживался за бумагами и расчетами, потому что не умел, не мог халтурить.

Не был Григорий Евсеевич ни хитрым, ни изворотливым. Потому, когда в ноябре сорок первого немцы в первый раз захватили город, был он при своих складах. И после, когда гроза еще только нависла, и все, кто был пошустрее, отправили свои семьи на восток, да и сами туда драпанули, Григорий Евсеевич и Мария Алексеевна остались на посту: Гринштейна назначили начальником над всеми продовольственными складами города, Марию Алексеевну — старшей сестрой: больница стала госпиталем. Нина — ей только исполнилось семнадцать — рвалась на фронт. Не брали.

Первый раз немцы держали город всего семь дней. Григорий Евсеевич с помощником, навесив на склады замки, вынужден был скрываться: внешность его красноречиво говорила о национальной принадлежности. Нина была похожа на отца, поэтому Мария Алексеевна под покровом ночи отвела их в Нахичевань — пригород Ростова. Там, в маленьком домике, утопающем в зелени, которая в ноябре, правда, вся облетела, Нина с отцом и скрывалась семь долгих дней, пока не вернулись наши. В домике жила девушка — даже девочка — Флёра, сослуживица Марии Алексеевны.

После семидневного пленения наивный Гринштейн и его семья полагали, что теперь уже все позади: люди тогда не думали, что война растянется на долгих четыре года. Григорий Евсеевич и Мария Алексеевна продолжали дневать и ночевать на работе, Нина пошла в последний — десятый — класс, хотя занятия были нерегулярными: почти все учителя уехали.