Григорий Котилетов - Хроника Беловодья

— Мишку тоже можешь списать. Вот, он, товарищ Деркачев его и чпокнул.

— А Сергунька, младшенький? — ради такого известия Людмила Степановна позволила себе присесть у края стола, и теперь, подперев щеку рукой, жадно внимала рассказу чекиста.

— Живой. В плен взяли. — сказал Валька.

— Что же теперь с ним будет?

На этот раз Валька промолчал, не желая огорчать добрую женщину, ничего хорошего Сергуньке не светило. Таких пускали в расход без лишних сантиментов. С одинаковой скоростью, что красные, что белые.

— В трибунал пойдет. — сказал Злотников. — Трибунал решит. — И вновь повернувшись к хозяину, спросил — От Васильчиковых у тебя больше ничего нет? Может, на хранение чего давали? Или еще как?

— Да мне-то зачем? — ответил Арсений Федорович. — Вот стул, да, есть. Так я и не отпираюсь. А больше ничего, слава Богу.

— Ладно, пусть я тебя поверил. — Злотников встал, надел картуз. — Спасибо за угощение. — И уже в коридоре, у самых дверей, спросил. — С Таисией надумал чего?

Хозяин вздохнул. — Чего думать, Тимоха? Вот к тетке думал отправить, в Утятин, да прособирались. А теперь, чего уж.

Злотников невесело усмехнулся. — Забрал бы я ее от тебя, да сам видишь.

— Забрал бы… — протянул Арсений Федорович — как же. Вот стул можешь забрать, а дочь родную забери, попробуй.

Выйдя во двор Валька, услыхал голос Малашенко, тот тоже уже закончил, но вместо комендатуры привел своих людей прямо сюда.

— Трофимов был. — сообщил он первым делом. — Злой, как собака. Сказал, чтоб бросали все к такой-то матери и шли в казармы. Ну, правильно, вообще-то. Завтра, по всему видать, закипит тут заваруха, потому, главное, выспаться, как следует.

— Нашли чего? — спросил Валька.

— Пусто. Так, походили только, покрасовались, с барышнями полюбезничали.

Негромко переговариваясь, разведчики вышли со двора. Ночь была темная, безлунная. Ни одно окно уже не горело. Только щебенка, которой была засыпана широкая улица, слабо мерцала в свете звезд. Да верстах в двух, ниже по реке, у моста, пылали костры. Выше по течению царила непроглядная мгла. Вдруг Вальке показалось, что ее прорезал огонек. Он присмотрелся, огонек показался снова и вновь потух.

— Злотников, глянь, что там такое?

Чекист повернул голову — А, это химик наш, Португалов. Сумасшедший он.

— А его чего не проверили?

— С ним все ясно. Сумасшедший он и есть сумасшедший. Там развалины одни. Но, хочешь, сходим, это недолго.

Зарубленный в начале лета под Конотопом, Рыбалка, бывший начальник команды конной разведки, не уставал повторять, что в их деле мелочей не бывает. И Валька не раз имел случай убедиться в его правоте. А с учетом того, что за рекой красных уже не было, все, находящееся на берегу, требовало особого внимания.

Приказав Малашенко вести бойцов в казармы, Валька отправился со Злотниковым в гости к сумасшедшему химику Португалову. Они спустились к реке, и пошли вдоль берега, нащупывая невидимую в темноте тропинку.

Никто в Щигрове не мог с уверенностью утверждать, был ли Мечислав Португалов, действительно, химиком и профессором. Достоверно известно было одно, года за два до войны, Гаврила Стрекопытов выписал его за немалые деньги из самой императорской Вены. Что деньги были немалые, в этом мог убедиться каждый, кто наблюдал появление, сошедшего с петербуржского экспресса, Португалова на перроне вокзала в Незванке. Его багаж целиком занимал товарный вагон, который железнодорожники просто отцепили, чтоб не задерживать отправление поезда.

Гаврила Стрекопытов, предупрежденный телеграммой, выехал встречать гостя. Белый фрак трещал на его широких плечах, носки лакированных штиблет попирали ящик шампанского, и развевалась по ветру каштановая борода, расчесанная надвое, как у адмирала Макарова. Рядом, на горячем ахалтекинце гарцевал штаб-ротмистр Чимбурахов, сторонник просвещения и светский лев. За пролеткой вереницей катились порожние телеги. Обратно они ехали тяжело груженными. Багаж был тщательно упакован, и оставалось только гадать, что находится в ящиках и брезентовых тюках, перевязанных веревками. Сам Португалов и его молодая жена, сухощавая блондинка с орлиным носом, разместились в стрекопытовском экипаже. Первая откупоренная бутылка шампанского, оказалась и последней. Выпив один бокал, за дружбу между двумя великими империями, гость больше пить не стал, объяснив, что алкоголь пагубно влияет на его умственную деятельность. Тактичный Стрекопытов настаивать не стал, и лишь сказал, что на его умственную деятельность алкоголь, вероятно, тоже оказывает пагубное влияние, но столько ему ни по чем не выпить. Ученый венец в совершенстве владел русским языком, но не совсем понял, что имел в виду русский работодатель, а переспросить постеснялся. Он кивнул и погрузился в свои мысли, изредка поглядывая на штаб-ротмистра, который неторопливо рысил рядом, покусывая веточку сирени и размышляя о скрытых возможностях, возможно, таящихся за орлиным носом и экономичным телосложением профессорской жены. Так что, не успели еще доехать до Щигрова, а штаб-ротмист уже прозрел в молчаливой австриячке родственную душу и, разволновавшись, два раза чуть не выпал из седла.