— Здравствуй, Арсений Федорович, — отвечал, проходя в дом, Злотников.
— Здравствуй, душевный ты человек.
Откуда-то из боковой комнаты выплыла Людмила Степановна. — Здравствуй, Тимофей.
— Степановна, мое почтение.
— А это кто с тобой, молодой и красивый? Вроде как нездешний. Тоже чекист?
Злотников не сразу сообразил о ком идет речь, но, сообразив, представил Вальку по полной форме — Начальник конной разведки Железнопролетарского полка Валентин Деркачев.
Валька щелкнул каблуками.
— А, армеец. — тон хозяина заметно помягчел. — Вот сразу видно, парнишка молодой, на офицерской должности. В старой армии — не ниже поручика. Значит, толковый. Не то, что Тимка-самотоп, не то живодерни начальник, не то бурлак на Волге.
— Злотников сел за стол и, сняв полотняный картуз со звездой на околыше, пристроил его себе на колено. — Насчет самотопа, Арсений Федорович, скажу еще раз, что корабли Черноморского флота были затоплены экипажами, за тем, чтоб германцу не достались. Если есть сомнение, отринь. Будет надо, и тебя утоплю.
Грозные эти слова, однако, не смутили спокойствия хозяина дома. — Верю, утопишь, надо полагать, чтоб германцу не достался.
Валька хмыкнул. Людмила Степанова посмотрела на него с симпатией и вышла из комнаты. Злотников подмигнул Вальке и продолжил. — Насчет живодерни. Вот ты, Арсений Федорович, мужчина умный, добро свое от Советской власти спрятал, на огороде, поди, в каждой ямке, не сверточек так ящичек. Сидишь теперь и представителю этой самой власти в глаза смеешься и делаешь обидные намеки.
Три пальца изуродованной кисти Арсения Федоровича пробарабанили по столешнице нехитрый мотив похоронного марша. — Какая власть, такой и представитель.
Злотников пропустил его слова мимо ушей — Все спрятал, а самую опасную вещь оставил на видном месте. Такую вещь, за которую я тебя должен арестовать и передать в руки революционного правосудия.
Хозяин нахмурился. — И что же это за вещь?
— А вот. — Злотников похлопал ладонью по стулу, на котором сидел.
Валька повнимательней присмотрелся к стулу, но ничего в нем особо зловещего не углядел. На гнутых ножках, обтянутый потускневшей голубой материей с блеклым узором, он, конечно, мало подходил к полудеревенской обстановке дома, но за годы революции в России так все перемешалось и перепуталось, что удивляться какому-то стулу не приходилось.
— Что, вот? — спросил Арсений Федорович.
— Стул. — вразумительно, словно говорил с не совсем нормальным человеком, повторил Злотников.
— Ну, да, стул.
— Откуда он у тебя?
— Стул-то?
Злотников молчал, глядя в глаза хозяину. Тот поморщился и отвел взгляд. — Ты, Тимоха, меня к стенке не припирай, мне дальше огорода скакать некуда. Сам знаешь, как на войне. Кто с ружьем, тот и господин.
— Я знаю. — ответил начальник ЧК. — Потому и сижу тут с тобой, разговоры говорю.
— Пожалуйте, гости дорогие. — Людмила Степановна внесла поднос, на котором стоял графин с прозрачной жидкостью, в окружении трех высоких хрустальных рюмок. В тарелке горкой высились ломти ржаного хлеба, обложенные крупно порезанными свежими огурцами. Было тут и несколько очищенных луковиц, а так же деревянная солонка.
Валька думал, что Злотников откажется от угощения, но тот поблагодарил хозяйку и взял рюмку.
Арсений Федорович набулькал из графина и сказал тост. — За все хорошее.
— И то. — согласился Злотников, и осушил содержимое рюмки одним глотком.
— За хозяев. Дай им Бог. — вежливо произнес Валька.
Людмила Степановна набожно перекрестилась.
Арсений Федорович покрутил в пальцах луковицу и положил ее обратно на поднос. — Стул, Тимоха, мне принес Савва Васильчиков.
— Ныне покойный. — уточнил Злотников.
Арсений Федорович удивленно взглянул на него и, видимо, удостоверяясь, что это не шутка, мотнул головой и набулькал по второму разу. — Савва Васильчиков, покойный, ныне, присно и во веки веков.
— Аминь. — сказал начальник ЧК. Людмила Степановна снова перекрестилась.
Арсений Федорович вздохнул. — Как оно нынче быстро делается. Ну, а мы будем здоровы.
— Будем. — сказал Злотников.
Все трое чокнулись.
Валька подумал о разведчиках, ждавших во дворе. Похоже, те же мысли пришли в голову Злотникова, и он сказал напрямую — Стул этот, Арсений Федорович, из реквизита утятинских артистов, которых месяц назад ограбили возле Сварогово. Что такое реквизит, знаешь?
— Не знаю. — ответил хозяин. — Да не важно. Катерина, жена Савки, у нас тогда огурцы брала, пять ведер. Они ведь огород не держат. Ну, вот и принесла, чтоб в долгу не оставаться. Спасибо хоть так. Сам понимаешь, я ведь тебя возле Таськи на часы не поставлю. А Васильчиковы, они под боком. С ними сориться себе дороже.
Читать дальше