Денис Матусов - Кони Беловодья

«Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их. И корова будет пастись с медведицею, и детеныши их будут лежать вместе, и лев, как вол, будет есть солому. И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи», –гласит библейская книга пророка Исаии.

Чувство неописуемого счастья, восторга, неземной радости и в то же время душевного покоя охватили меня, когда я после частного суда впервые попал в Беловодье. Я лег на траву, что зеленее любой из трав земных. Я прежде не склонный к бурному проявлению чувств проливал слезы умиления. Я благодарил без слов, как умел, Господа за его милость ко мне грешному. Да грешному, безусловно грешному, мне так и не удалось преодолеть самости. Вот опять сразу три предложения внутреннего диалога начинаются с «я». Хотя из-за грехов тяжких не заслуживаю созерцания неописуемой, истинно горней белизны, когда башнеобразные облака мощно, торжественно, величаво скользят по небесной сини. Величественные громады достигают заветной выси. И в то же время до них словно бы рукой подать. Хотя почему словно бы? Чувствую в столь чудесном краю и это возможно!

Мой путь по началу пролегал вдоль горного озера. С восхищением и удивлением я любовался его красотою неземною и легкой зыбью, придающей водам озера, в связи с прежде невиданным освещением, удивительную, столь своеобразную белизну. Не сразу осознал, прочувствовал душою, что не обычною водою полнится озёрная чаша. В чистейших реках и озёрах Беловодья вместо воды светлые души водных потоков, прекрасные стихиали, чей живой, на удивление прекрасный свет чудеснее блеска истинного серебра, что в преданиях старины глубокой, в древних мифах и легендах именуется мифрилом.

Да и горы Беловодья таковы, что трудно описать словами языков ветхой Земли. Невесомыми, полупрозрачными видятся хребты и неприступные пики, увенчанные жемчужными снеговыми шапками, белоснежными подковами. Над горами белоснежно сияющие, фигуры ангелов, что подлетают ко мне. Их красота совершенна, выше мужской и женской красоты. Да ещё крылья со светозарными перьями и нимбы, что лучатся святым светом!

Ангельский хор поёт хвалу Предвечному Творцу хорошо, столь хорошо, что для меня грешного даже слишком хорошо… Их святая красота, пока, тоже чрезмерна для меня и ангелы, понимая, покидают меня все кроме одного. Быть может это тот, что хранил меня в земной жизни?

Если так, то мне стыдно быть перед ним даже в мире, где душу омрачает… точнее легонько затеняет призрак стыда. Призрак стыда и всё же я спешу укрыться, словно бы от самого себя можно убежать.

В прохладных пещерах Беловодья, где нет давящей тьмы, таятся покои легендарной хозяйки Медной горы – хранительницы подгорных владений небесной страны, что является целым миром. Искусно украшенные живыми самоцветами, эти подгорные палаты манят загадочной труднодоступностью. Да и сама почва горнего мира совсем иная, не из грубой земли, а из почти бестелесного эфира, обретшего вполне ощутимую, зримую твердь. С самой хозяйкой Медной горы я, пока, встречаться не рискую. Хотя вряд ли в небесном Беловодье даже хозяйка Медной горы опасна для меня. Однако юркие ящерицы с необыкновенно смышлёными глазами встают на задние лапки и покрывают скатертью гранитный стол специально для меня. На столе исключительно постные блюда, но здешние грибы столь хороши, что лучшее мясо на Земле по сравнению с ними лишь подгнившая плоть, кое-как приготовленная мертвечина. Хорошо, что даже плохие воспоминания в Беловодье по-настоящему не тревожат меня. Вот я и не теряю аппетит даже из-за столь тошнотворных воспоминаний. Спокойно, с наслаждением вкушаю на десерт удивительно сладкие, нежные, приятные веточки мха, немного сманивающего на сахарную вату. Пью же травяной отвар, да какой, куда до него самому лучшему вину!

Благодарю и возвращаюсь на поверхность. Мой верный ангел высоко, теперь его сверхъестественная красота не тревожит меня какой-то особенной тоской, нет скорее светлой грустью о не достоинстве своём. Да, хранимый из меня явно хуже, чем из него хранитель, но к чему грустить пусть даже этой лишь призрак грусти?

Лучше ещё полюбуюсь. Надземный мир вроде бы тот же, что и на нашей прежней, материальной планете. Однако здешняя растительность полупрозрачна и так легка, какими бывают нетронутые леса в сердце России поздней весной, в лучшие её дни, когда деревья едва одеваются свежей листвой и трепещут на ветру. Роса же искрится на Солнце драгоценной россыпью, наполняя взоры созерцающих звонкой радостью.