Джон Брэйн - Путь наверх

Реджи улыбнулся.

— Можно подумать, что вы говорите о женщине, а не о самом заурядном городе с двумя-тремя фабриками. Вы чудак, Джо.

Тут к нашему столику подошел Тедди Сомс.

— Мы все здесь чудаки,— сказал он и громко рыгнул.— Прошу прощения, я, кажется, слегка на взводе. А ведь не с чего бы. Когда я был в летных частях, от такой малости я бы ничего и не почувствовал вовсе.— Он тяжело плюхнулся на стул.— Голосую за новую войну.

— Типун тебе на язык,— сказал Реджи.— Никогда не было мне так скверно, как во время войны.

— Надоедает, это верно,— сказал Тедди.— Но зато куча денег и никаких забот. Пива хоть отбавляй, табаку хоть отбавляй, женщин хоть отбавляй. Споем нашу старую, летную, а, Джо? — И он затянул негромко: «Коты на крышах и на карнизах…»

— Не стоит,— сказал я.— Рановато еще для нецензурных песен.

— Совсем забыл, что я теперь респектабельный,— сказал Тедди.— Когда-то я пел эту песенку во всех фешенебельных отелях Линкольншира. И все ребята, во главе с капитаном, подтягивали. Счастливые денечки!

— Для тебя, может быть,— сказал Реджи.— А для меня это был ад. Сначала — ученье. Потел под палящим солнцем в колючем шерстяном белье. Затем чистил картошку. Затем стал самым нерадивым писарем во всей английской армии. Вот тут какое-то время я, правду сказать, был безмятежно счастлив. По крайней мере мне не приходилось иметь дело с заряженными винтовками и прочими не менее опасными предметами. Затем какой-то бесчеловечный чиновник из военного министерства принялся урезывать личный состав штабов, и я из самого нерадивого писаря превратился в самого напуганного рядового. День, когда я снова надел штатский костюм, был счастливейшим в моей жизни. И что же — возвращаюсь домой и узнаю, что подлая Библиотечная ассоциация сделала вступительные испытания в десять раз более сложными, чем прежде, так что женщины и разные типы, которые отсиживались в тылу, получили теперь перед нами преимущество…

— О служебных делах не говорить,— сказал Тедди.— А Библиотечная ассоциация — это служба. Тут нет никаких сомнений.— Он поглядел на меня, протянул руку и пощупал материю моего костюма.— Шерсть первый сорт,— сказал он.— А взгляните на эту рубашку, на этот галстук! Боже милостивый, неужто все по талонам, мистер Лэмптон?

— У него большие связи,— сказал Реджи и поднял, словно салютуя, сжатую в кулак руку.— Голосуйте за лейбористов!

— Бросьте дурить,— сказал я.— Вы же знаете, что Хойлейк терпеть не может политики.

— Это не политика,— возразил Тедди.— Просто поговорка. Реджи, бывало, писал ее мелом на танке, прежде чем ринуться в битву.

— Ни разу в жизни не влезал внутрь танка,— сказал Реджи.— Видел только однажды, как немец открыл люк башни Шермана и бросил внутрь ручную гранату. Чувство безопасности, которое танки внушают на первый взгляд, совершенно иллюзорно. Честно говоря, я сторонник старой доброй войны на измор, когда ты сидишь в уютном бетонированном блиндаже, а артиллерия делает за тебя все дело. Но я так и не сумел убедить в этом генеральный штаб. Мне все время приходилось наступать — по всей Африке, по всей Италии.

— А ведь я узнал тебя, когда смотрел «Победу в пустыне»,— сказал Тедди.— Смельчак с окровавленной повязкой на лбу, бросающий, размахивая саблей, солдат в атаку.

— Было бы неплохо, если бы это был я,— сказал Реджи.— Но я был одним из тех бедняг, которых бросали.

До меня донесся смех директора библиотеки — визгливый, немного бабий.

— Это он так смеется, когда рассказывают соленые анекдоты,— заметил Реджи.— У него на каждый случай жизни свой смех. Почтительный смех, утонченный смех, саркастический смех — когда я скажу что-нибудь, что ему не по нутру… Если бы он был моим сержантом, я бы уж нашел случай подстрелить его. Нет, верно, надо было остаться в армии.

— Все вы, интеллигенты, на один лад,— сказал Тедди.— Никогда не бываете довольны.

Директор библиотеки подошел к нам. Это был маленький человечек с крошечными, так глубоко запавшими глазками, точно они у него провалились внутрь черепа. Ему шел четвертый десяток, но представить себе, что он был когда-то молод, казалось невозможным.

— Развлекаетесь? — спросил он.

— Мы только что заново проделали всю войну, сэр,— сказал Реджи и подмигнул нам.— Мы решили, что нам надо было дать русским стереть с лица земли немцев, а затем самим выступить на сцену и стереть с лица земли русских с помощью атомной бомбы.— Он опять подмигнул нам.