Степан Калита - Сполохи детства

От первой встречи с Хоккеистом у меня остался неприятный осадок. Врожденная осторожность не позволяет мне сразу идти на конфликт. И я избежал его в тот раз, но понес при этом некоторые репутационные потери. Ничего, впоследствии я вернул репутацию. А Хоккеист убрался из Банды.

Я размышлял недавно о своем переходе из детства в юность, и затем в зрелость, и подсчитывал приобретения зрелости. Их немало. В самом деле, немало. Иной за всю жизнь не получает столько шишек и опыта. Есть высшая справедливость в том, что шишки и опыт всегда приобретаешь совместно. Но главное мое приобретение, пожалуй, — способность презирать. Когда в самом раннем детстве взираешь на всякого взрослого человека широко открытыми глазами ребенка, он кажется тебе достойной уважения личностью, даже если носит мятую одежду и лицо. Затем разочарования следуют одно за другим, ты получаешь тычки, пинки и уроки. И взрослые постепенно делятся на виды, классы и отряды — биологии так много в человеческом сообществе.

На экскурсии с родителями в Костроме… Мне было, наверное, годика три. Толпа страждущих стояла у дверей столовой. Ожидали, когда откроют и нальют. Разливали портвейн. Теплое пойло. В граненые стаканы, ставшие сегодня раритетом. Настоящий, с тринадцатью гранями, не найдешь. Мы сидим в экскурсионном автобусе. И мама отправила меня:

— Степа, пойди, посмотри, уже открыто?

Я стремглав бегу, щурясь от весеннего солнца, счастливый от того, как мне замечательно легко бежится, какой я маленький и легкий. Взлетаю по ступеням, юрко протискиваюсь сквозь толпу и дергаю дверь. Заперто. И тут же меня кто-то разворачивает за плечи и, дыша в лицо перегаром, ревет:

— Гля, мужики, еврей. Без очереди собрался!

Обида хлестнула, обожгла внутренности. Я попятился, крутанулся. Вокруг гоготали, оскалив щербатые рты, жуткие рожи похмельного быдла. И побежал вниз по ступеням. А в горле застыл ком, не продохнуть. Хотелось ответить, бросить им что-то обидное в ответ. Но я не нашелся — что…

Прошел этот день и следующий. И еще два.

— Мама, — спросил я. — А что такое еврей?

— Евреи — это такая национальность, — пояснила мама и добавила, подумав: — Такие же люди, как мы. А где ты это услышал?

— Так, — ответил я уклончиво, — ребята говорили «еврей, еврей», я думал, это ругательство.

— Так ругаются только дураки, — заключила мама. — Среди евреев, как и среди других национальностей, есть люди хорошие и есть плохие. А делить людей по национальному признаку — просто глупость.

Презрение. Это чувство необходимо каждому, у кого есть убеждения. Не обязательно отвечать каждому, кто пытается тебя оскорбить. Можно просто отнестись к нему с презрением. Дурной тон — лаять в ответ на собаку, спорить с недостойным человеком. Именно поэтому мне всегда жалко тех, кто лается с толпой идиотов. Или пытается дискутировать с националистом. Конструктивный диалог возможен только с равным. А презираемый, и это мнение глубоко во мне укоренилось, достоин сочувствия. Бог обделил его разумом.

Хороший управленец всегда видит в людях даже те черты, какие они сами не способны в себе заметить. Умело направляя талант сотрудника в нужное русло, он позволяет ему расти над собой и приносить пользу общему делу. Рыжий, мне кажется, зрил прямо в корень в отношении меня, он умел замечательно разбираться в людях. Но при этом, в отличие от топ-менеджера откапывал отнюдь не конструктивные таланты, а находил индивидуумов с деструктивным даром. Понятия не имею, почему он вбил себе в голову, будто я могу придумать что-нибудь эдакое, что поспособствовало бы обогащению Банды. Но, как вскоре выяснилось, он был прав. Схемы отъема денег я изобретал самозабвенно, по две в неделю. При этом сам устрашился внезапно открывшегося во мне таланта в разработке разнообразных афер, и старался, чтобы о моих эфемерных прожектах никто не узнал. Особенно Рыжий. Держал свои мысли при себе.

А фантазии мои были поистине безграничны. Неплохо было бы, думал я, к примеру, получить лицензию на убийство одного человека. Да, достаточно было бы всего одного. Я бы никогда не применил эту лицензию. Зачем вообще кого-то убивать? Но все знали бы, что она у меня есть. Это позволило бы мне всех запугать, укрепило бы мое влияние в обществе. Благодаря этой лицензии я приобрел бы тысячи сторонников. И выстроил на страхе собственную империю…

Многочисленные секты тоже будоражили фантазию. Хотелось создать свою. Но далекую от христианства. Пусть это будет секта свободной любви. Мне представлялась коммуна, где я живу в окружении десятков жен. Бесправных, безмолвных, лишенных права голоса, покорных. И чтобы день и ночь они работали в поле и по дому, поддерживали порядок.