Степан Калита - Сполохи детства

— А если вы что-то не знаете, Степан, вам Василиса подскажет. Или Аня. Так девчонки?

Девчонки озабоченно кивали.

— Я из вас еще кандидатов наук сделаю, — обещал физик.

Кандидатов наук из них, разумеется, не получилось. Возможно, потому, что преподаватель через некоторое время сломал спину во время очередного восхождения на Эверест — и вынужден был покинуть школу. Он оказался альпинистом со стажем. Девчонки вздохнули облегченно.

Василиса совсем забросила учебу. Прыгала из постели в постель. Потом пришла в гости к однокласснице — и украла у нее фамильные драгоценности на круглую сумму. Дело замяли, драгоценности удалось вернуть, но из школы Василису выгнали. Тогда она начала гулять с еще большим пылом. А затем и продавать себя за деньги. Родила ребенка — сдала его в детский дом. Потом опять — кража. Выпустили Василису очень скоро. И хотя она вряд ли сама видела для себя такую судьбу, но стремительно дошла до того, что стала уединяться в подъездах с азербайджанцами с рынка — те любили Василису, и платили ей хорошо. По-моему, она и по сей день обитает где-то в окрестностях рынка. Во всяком случае, Юрка Баков однажды говорил мне, что «видел как-то эту потасканную блядь». Сложно рассуждать, как такое получилось, и в какой момент произошел слом в ее судьбе. Мне представляется, она с ранних лет шла именно к такому финалу. Хотя финал в данном случае растянут на десятилетия. Она существует, и одновременно доживает свой век.

С другой стороны, реальная жизнь постоянно преподносит сюрпризы. Совсем по-иному сложилась судьба Ани Румыновой (фамилия, конечно же, изменена). Она сейчас — крупный чиновник. От своего излюбленного развлечения — публичной травли неугодных — не отказалась. Но делает это теперь на федеральном уровне, и на телевидении. Самое удивительное — выражение лица у нее нисколько не поменялось. Оно все такое же — надменно-свирепое. Когда я вижу ее физиономию в ящике, так и тянет в нее плюнуть. Впрочем, это был бы слишком опрометчивый поступок. Рядом с ней теперь другие «рыжие», способные напугать кого угодно — целая федеральная служба «рыжих» в ее распоряжении.

Как же хочется порой, чтобы каждому воздавалось по справедливости за его поступки. Отчасти так и происходит… Но порой по-настоящему злой и дурной человек имеет качества, помогающие ему пробиться в жизни — и добивается успеха. В то время как добродушный бессребреник, преданный самыми близкими людьми, оказывается под забором. И нет никого рядом, чтобы поднять его с земли, отряхнуть одежды, и дать правильный совет: никому никогда не доверять всецело и свято блюсти только свои интересы. Как нет никого рядом и с человеком дурным: чтобы уронить его на землю, вывалять в грязи и внушить ему понимание, что за все приходится рано или поздно платить по счетам. Каждый мужчина рано или поздно должен определиться, как он должен поступать с людьми в этой жизни: проходить все время мимо упавших и зарвавшихся; поднимать упавших с земли; или ронять зарвавшихся на землю. Я для себя давно все решил. Мой выбор — ронять зарвавшихся. Не самый простой выбор.

Иногда я думаю о том, что со мною сделало время. Из чувствительного мальчика, с тонким восприятием жизни, постоянно раздувающего ноздри, чтобы уловить ее аромат (мне тогда так нравился аромат жизни), я превратился в мужчину-циника, не способного ни к состраданию, ни к простому сопереживанию. Мне пришлось в свое время ощутить столь сильную жалость к нескольким умирающим в муках, что чувство сострадания у меня почти атрофировалось. Не знаю, сам ли я ампутировал его, отделив от своей личности, или же оно умерло от слишком сильного стресса, но без него мне живется куда легче. Это факт. Цинизм — по сути, всего лишь защитная реакция нежной души, уставшей терзаться. Как знать, последуй за этой жалостью скорбь, возможно, со мной не произошла бы такая метаморфоза. Но я так устроен — не умею скорбеть. Не ощущаю утраты, даже если она произошла. Состояние утраты я вписываю в новую реальность, а пустоту заполняю воспоминаниями.

Я не скрываю, что часто живу прошлым. И люблю погружаться в воды памяти, как курортник в душистый спа, пахнущий чужим экзотическим разнотравьем. Однажды моя жена упрекнула меня в том, что я коллекционирую воспоминания. Это неправда. Если я и коллекционер, то моя коллекция собирается помимо моей воли. И даже если я хочу избавиться от какого-то неприятного экземпляра моей коллекции, это мне не удастся. Он прочно занял место в своей ячейке, и не собирается покидать заполненное собой пространство. Порой я ненавижу свою вынужденную коллекцию. Она заставляет меня раз за разом возвращаться к уже пережитому, и отброшенному, ненужному, пустому. Порой я наслаждаюсь коллекцией. Будто в ней собраны одни драгоценные камни, а не булыжники самых тяжелых жизненных эпизодов. Вот как сейчас, когда мы с Ларсом идем по району, где я вырос. И запахи, и приметы местности, и даже некоторые люди (что совсем уже странно, ибо это не те люди), будят во мне минувшее. Как писал американский философ и поэт Ральф Уолдо Эмерсон, запахи, мелодии и картины прошлого подстерегают путника, куда бы он ни шел. В свое время это наблюдение поразило меня. Так, бывает, достигают сердца некоторые фразы, сказанные философами и поэтами — им чаще других, полагаю, приоткрывается тайный смысл человеческого восприятия. Я, впрочем, не совсем согласен с Эмерсоном. Запахи, мелодии и картины прошлого подстерегают меня только там, где я уже бывал раньше. Хотя однажды на американском Манхэттене меня посетило странное ощущение дежавю. Я почувствовал, что уже был здесь когда-то, ощутил то самое волнение, описанное Эмерсоном. Похоже, это были не мои ощущения. Я лишь уловил тонким восприятием (иногда оно прорывается из мира детства) чьи-то чужие запахи, мелодии и картины…