Степан Калита - Сполохи детства

Ножи Сани метил фирменным знаком — на лезвии выбивал полукруг — полумесяц. Рукоятка тоже была характерной — с двумя стальными кольцами. Сани был невысокий, худой. Может, поэтому именно он первым в драке достал нож. Потом уже все они были вооружены фирменными ножами от Сани, не расставались с ними. И резали свои жертвы, и пытали их, без колебаний. А Сани даже испытывал заметное удовольствие, нанося удары ножом.

Их не зря боялись. Уже в пятнадцать лет они были готовыми убийцами. Человеческая жизнь для них не имела ценности. Встретив Банду, лучше было перейти на другую сторону дороги. А если у вас с ними были проблемы — бежать без оглядки… После того, как я высказал предположение, что это они убили Камышина, меня они зачислили в категорию врагов. Я знал, что рано или поздно мы встретимся, и с ужасом ожидал этой минуты. Умирать очень не хотелось. В то же время противостояние с Бандой мне представлялось довольно увлекательной игрой. Я, словно, был одиноким героем, которого выслеживают враги…

Четвертый член Банды, Цыганок был высоким, но очень худым. А еще — суетливым, вертлявым и злым. Его отец был чистокровным цыганом. Но в семье не остался — сделал ребенка и ушел за вольным ветром. Цыганок с мамой жил со мной в одном доме, в соседнем подъезде. Это была несчастная полная женщина с печальным, будто вечно обиженным на судьбу лицом. Сына она любила, но называла своей бедой, явно с ним не справлялась. Он делал все, что считал нужным, а матери постоянно хамил, ругался на нее прилюдно матом и говорил: «Хоть бы ты поскорее сдохла!»…

Мне удавалось избегать встречи с ними около полугода, но в конце концов меня все же отловили на футбольном поле. Глупо кричать «Милиция!» в такой ситуации. Пока они приедут, ты уже будешь лежать на земле, захлебываясь собственной кровью.

— Все, — сказал Рыжий, сплюнул сквозь зубы. — Пора за базар ответить.

Я угрюмо молчал. Сердце глухо бухало. И дыхание стало прерывистым. Разумеется, я испугался. Меня собирались убить. А совсем рядом бегали беспечные ребята, играли в футбол. Мы же стояли за воротами, возле ограды детского сада. В голове промелькнуло: «Не станут же они меня убивать здесь?» Но я знал, что станут. Об их «подвигах» говорили все. Мало, кто сомневался, что эти отморозки способны на всё.

Сани придвинулся, в руке он держал один из своих ножей.

— Ну чего, малой? — спросил он. — Ссышь, когда страшно?

Он дернул рукой, и я подался назад. Рыжий схватил меня за плечо, толкнул вперед. И острие ножа уперлось в живот, прорезало куртку и рубашку, проткнуло кожу. Я вскрикнул. На светлой ткани появилось кровавое пятно, стало расти. Оглянулся. Мимо проходила пара с детьми. Я уже хотел окликнуть их. Но тут Рыжий отпустил мое плечо. И я отшатнулся. Зажал рану ладонью.

— Убери нож пока, — сказал Рыжий Сани. — Пусть пацан скажет. Ну чего, пацан, тебе есть, что сказать?.. Ты башкой не верти, мы тебя все равно догоним. Нам на этих по хую. Они тебе ничем не помогут.

Повисла пауза.

— Наверное, я ошибся, — выдавил я.

— Так, хорошо… А ты пацан неглупый, я смотрю.

— Это… это были не вы, — мне было мучительно стыдно оттого, что приходится брать свои слова назад. Но очень не хотелось умирать. А я не сомневался, что Сани пустит нож в дело, как только разрешит Рыжий. У него на лице было написано нетерпение.

— Бля, сука! — заорал вдруг истерично Цыганок и ударил меня по лицу.

Бил он несильно, поскольку был худым, никогда спортом не занимался и бить по-настоящему не умел. С ним одним я, пожалуй, и тогда справился бы. Но их было четверо, они были тяжелее и старше меня на несколько лет… Я понял, что из переделки меня вытащит только хитрость. В отличие от прямолинейного Володи Камышина у меня было этого качества с избытком. Поэтому, сразу после удара Цыганка, я рухнул на землю и схватился за лицо:

— У-у-у, — выдавил я, — ты мне челюсть сломал…

— Ни хера, — сказал Рыжий, — Цыганок-то крут. С одного удара уложил этого…

— Да он мелкий, — Цыганок сплюнул. — Хули с ним связываться? За языком не следит, конечно…

— Может, его порезать все же, — возразил Сани. — Шобы все поняли, что не надо языком трепать.

— Тебе лишь бы порезать, — сказал Рыжий, — ему и так уже хреново, вон как стонет. — Он склонился ко мне: — Ладно, пацан, не вздумай никому сказать, что это мы тебя. И поменьше пизди впредь. Особенно, с ментами. Дольше проживешь…

Они, посмеиваясь, зашагали прочь. Я не торопился подниматься. Лежал и думал, как мне повезло, что я такой маленький и щупленький. Только поэтому они не приняли меня всерьез… Иначе, знай они наперед, как будут развиваться события, убили бы меня еще тогда, возле футбольного поля. И мне не удалось бы покончить с ними — уничтожить одного за другим, потому что жить таким скотам ни к чему. Им было невдомек, что мой характер не позволит забыть унижение. Что я буду помнить обиду долгие годы, дожидаясь момента, когда смогу с ними поквитаться. И поквитаюсь. И за себя (за то, что мне пришлось хитрить, чтобы выжить) и за Володю Камышина (чей хребет нельзя было согнуть, но можно было перебить), и за всех изнасилованных ими девчонок и убитых ребят… Моя уникальная память позволяет не только блуждать по закоулкам прошлого, но и дает способность всегда помнить врагов.