Степан Калита - Сполохи детства

Один мой знакомый паренек как-то раз сорвался в котлован, и сильно покалечился, упал на арматуру. Ему пробило легкое, и выжил он только чудом. Другого — искусали собаки, на стройках всегда обитали целые стаи…

Про Банду рассказывали, что как-то раз они забрались на стройку и перебили там всех собак. Причем, убивали и взрослых и щенят. Такие у них были развлечения.

Это лишь одна из множества историй, составлявшая своеобразную мифологию вокруг малолетних отморозков. Их репутация складывалась из такого рода поступков из года в год, росла и множилась, как клубок пауков.

— Знаешь, как в «Гитлерюнгенд» брали? — спросил меня тогда Володя Камышин.

Я помотал головой.

— Мне папа рассказывал. Им давали щенка, и надо было его вырастить и потом убить. Тогда тебя брали в «Гитлерюнгенд».

Так и рождались стереотипы в сознании. Сначала отец Камышина зачем-то измыслил эту ничего не имеющую с реальностью историю. Затем Камышин рассказал ее мне. И я долгие годы искренне верил, что так и было. И только потом узнал, что Гитлер обожал собак, и был к ним очень привязан. Неудивительно, ведь собаки куда лучше людей. И все тираны, как правило, очень сентиментальные люди…

Наш район от соседнего отделяла железная дорога. И как это часто бывает, районы враждовали. Человек — не только животное стадное, но и привязан к ареалу обитания. Тех, кто проживает на его территории, он выделяет из толпы. Массовые драки случались прямо на рельсах. В стычках принимало участие иногда до нескольких сот человек. Дрались кусками арматуры, цепями, пускали в дело свинцовые накладки, кастеты и ножи. Разумеется, не обходилось без травм. Бывали, и убитые. Порой их не забирали с поля боя. Их находили на рельсах случайные прохожие или путевые рабочие в оранжевых жилетах.

Безутешные родители одного забитого насмерть паренька поставили могилку прямо возле железнодорожной платформы. Не знаю, почему районные власти позволили. Но во времена моего детства она так и стояла там — напоминанием, что здесь проходит фронтовая линия.

Мне было лет шесть, когда я забрел в чужой район — там был парк с аттракционами и кинотеатр. Меня отловили какие-то шпанистые ребята, и навешали тумаков, когда я отказался отдать им мелочь. С разбитыми губами и носом я шел домой и отчаянно переживал обиду. «За что? — думал я. — Я же ничего им не сделал». Потом мне объяснили приятели во дворе, что я из другого района, а значит — для них я чужак.

Банда также тщательно отслеживала, чтобы в наш район не забредали чужие, даже малолетки. Окружив незнакомого паренька, его допрашивали с пристрастием — где живет, и что здесь делает. И не дай бог ему было сознаться, что он пересек железную дорогу по каким-то своим делам!..

Родители одного мальчишки никак не хотели понять, почему он всеми силами упирается, и не хочет посещать музыкальную школу, расположенную неподалеку от моего дома. А он, скрывая обиду — потому что знал, что «стукачу» еще хуже будет, каждый день бывал бит — просто за то, что он из другого района. В конце концов, ребята из Банды перестарались — его родители не могли не заметить огромный синяк под глазом. На следующий день со скрипачом в музыкальную школу отправился дядя. Он хотел поначалу только поговорить с Рыжим и его корешками. Но те послали дядю куда подальше, и принялись над ним глумиться, после чего он кинулся на них с кулаками.

Через некоторое время на дядю завели уголовное дело, за избиение подростков. Причем, родители уродов сильно возмущались. Мальчишку окончательно затравили. У него все время отбирали деньги, а потом отняли и скрипочку…

Я шел из школы с Володей Камышиным, а ребята из Банды возле брусьев и турника развлекались, пиликая на инструменте. Бедняга стоял неподалеку и кричал: «Отдайте, ну, отдайте, пожалуйста!»

— А ты отними, — Рыжий смеялся. Остальные ему вторили.

— Вот сволочи, — сказал Камышин. — Надо ему помочь.

— Лучше не связываться, — возразил я. — Ты и ему ничем не поможешь, и сам получишь.

Но Камышин развернулся и зашагал к школе. Вскоре он вернулся с преподавателем. Тот действовал решительно.

— А ну, — сказал он Рыжему, — подойди сюда. Это твоя скрипка?

— Моя, — ответил тот нагло.

— Это моя, моя, — закричал паренек.

Вскоре скрипку ему вернули. И он поспешно убежал, уложив ее в футляр.

— А с тобой мы еще поговорим, — Рыжий погрозил Камышину кулаком. Володька ничего не ответил. Только губы сжал в тонкую линию — все же волновался, знал, что с рук ему это не сойдет.