Захар Оскотский - Зимний скорый

Он передал бутылку Григорьеву: «Обезглавь!» А сам накрыл стол листом ослепительно белого ватмана, выложил на него большой кусок колбасы и полбуханки хлеба. Потянулся к полке с инструментами, среди рукоятей стамесок поймал и выдернул неожиданно огромный, бритвенной заточки нож. Сильными ударами нарубил колбасу и хлеб. Взял у Григорьева открытую бутылку, налил каждому чуть меньше, чем по полстакана, так что в бутылке осталась ровно половина. Оглядел стол и даже крякнул:

— О, натюрморт!

Действительно, снежная белизна ватмана, темный янтарь коньяка, розовая краска колбасных ломтей, коричневая теплота хлеба, зеркальный блеск ножевой стали — сошлись в диковатой и веселой цветовой гамме.

Димка взял стакан:

— Ну, глобусы, вздрогнули! За тех, кто в море, и в темнице, и в венерической больнице!

Выпили. Димка подтолкнул кусок колбасы сморщившемуся Марику. Спросил:

— Может, водички принести? Легче пойдет. — И вдруг посерьезнел: — Значит, понравился ящик?

— Конечно! Здорово! — сказал Григорьев.

— Замечательно! — кивнул Марик. — Ты такой молодец!

— Молодец. Против овец… — Димка помолчал. Потом взглянул на Григорьева: — А я ведь тоже в командировку летал, вроде тебя. С одним художником нашим летали эту самую гелиостанцию смотреть. Для натуры.

— В пустыню? — спросил Марик.

— Как сказать. Она от города недалеко построена, там пустыня только начинается. Ну, правда, песку до хрена… Ребята хорошие в этом институте работают: «О-о! Ленинградцы приехали!» Давай плов, давай шашлык. Бормотуха у них замечательная, только сладкая очень, как сироп. День бухаем, два бухаем, взмолились уже: везите, наконец, на площадку! Привезли. Смотрим: какой-то холмик песчаный. «Вот, — говорят, — наша гелиостанция, сейчас мы ее для вас откопаем». — Мы говорим: «Вы, ребята, наверное, не поняли. Нам действующую надо посмотреть». — «Да это и есть единственная действующая! Вы не думайте, мы ее для себя не откапываем просто потому, что бесполезно. Опять занесет. А для вас — счас отроем!» Лопаты у них фанерные, как для снега…

— Неужели сделать ничего нельзя? — удивился Марик.

— Вот я их тоже спрашивал. Они говорят: «Почему нельзя? Надо станцию строить настоящую, большую. И конструкция солнечных батарей другая нужна. У нас давно проекты готовы». — «Так в чем же дело?» — «Деньги нужны огромные, кто их даст. А если деньги дадут, кто изготовит? У нас же завода своего нету».

— Подожди, — сказал Григорьев, — так это что же, — он показал на шкаф с диорамой, — всё это липа получается, туфта?

Димка чуть приоткрыл в усмешке острые белые клыки. Взял бутылку и стал разливать остатки коньяка по стаканам:

— Грубо ты выражаешься. Тёма лучше сказал: волшебство! Как в Древнем Египте.

— Да как же это можно везти показывать! — возмутился Марик. — Вдруг там понравится и купить захотят!

— А ты за наших братьев-алжирцев не беспокойся. Никто им ничего плохого не продаст, потому что продавать нечего.

— Да кому это нужно? — не успокаивался Марик. — Смысл-то должен быть?!

— Смысла полно. От мелиораторов человечка два съездят на выставку, да от нашего комбината двое с ними попрутся ящик налаживать. Четыре человека за границей побывают, плохо ли? Сколько посмотрят, сколько шмоток привезут! Да еще план выполнят. По пропаганде наших достижений за рубежом. Тоже дело нужное.

— Тебя не посылают? — спросил Григорьев.

Димка чуть помедлил:

— Пока нет… — Он помолчал. Посмотрел на Марика, на Григорьева: — Ну, чего приуныли, глобусы? Думаете, мне приятно? Думаете, мне честной работы не хочется?

— А есть у вас честная работа? — спросил Григорьев.

— Бывают заказы.

— Какие?

— Ну, бывают. Вот, недавно «Сражение под Прохоровкой» сдали, к тридцатилетию Курской битвы. Сейчас в другой бригаде «Форсирование Днепра» клепают.

— Ну, война — понятно, — сказал Марик. — Еще-то хоть что-нибудь честное может у нас быть, господи?!

Димка пожал плечами:

— От железнодорожного музея занятный пришел заказ: «Строительство Транссибирской магистрали». Конец прошлого века, интересно.

— А ты можешь сам работу выбирать? — спросил Григорьев.

Димка поморщился:

— Сложно всё. Как вам объяснить? Когда небольшой ящик, я сам мастачу, что хочу. Никто ко мне не лезет, никто работать не мешает. А здоровую диораму, конечно, бригадой лепят. Тут уж надо либо под кем-то выплясывать… либо — самому бригадиром становиться.

Он замолчал, засопел. Взял двумя руками стакан и завертел в пальцах, наблюдая, как всплескивает в граненом стекле коньяк. Отставил стакан и сказал неожиданно и резко: