Вильхельм Муберг - Мужняя жена

Тема второй мировой войны и борьбы против немецко-фашистских захватчиков занимает большое место в норвежской литературе последних десятилетий. У разных писателей она рассматривается под весьма различными углами зрения, связывается со множеством других проблем. Терье Стиген останавливает свое внимание прежде всего на одном аспекте этой темы: антигуманность войны. Он рисует движение Сопротивления как естественную реакцию народа, вынужденного защищать свою свободу с оружием в руках; но для писателя очень существенно показать, что насилие как таковое вообще противно природе нормального человека.

Чудовищность войны Стиген видит в том, что она несет с собой преступное извращение норм человеческих отношений. Как безотчетный протест против жестокости войны предстает в повести поступок немецкого солдата, который не только не выдает замеченных им беглецов, но и «роняет» в их убежище сигареты и плитку шоколада. То же подсознательное чувство человеческой солидарности лежит в основе наивной в данных обстоятельствах попытки Карла спасти жизнь одного из своих преследователей. Повесть Стигена исполнена гуманистического пафоса, она полемически направлена против нередко высказываемого на Западе утверждения, что жестокость, стремление к насилию, инстинкт разрушения заложены якобы исходно в глубинах человеческого сознания.

Большую и очень важную роль играют в повести картины столь дорогой сердцу Стигена северной природы. Краткие, но необычайно выразительные пейзажные зарисовки почти незаметно вплетаются в ткань повествования, сливаясь в единый поэтический образ ранней весны. Пробуждающийся от зимнего сна лес, проталины в снегу, белый туман, тающий в лучах солнца, — все это не просто фон, на котором развертывается действие. Картина оживающей природы созвучна душевному состоянию героев, для которых холод одиночества, страха, отчаяния отступает перед сознанием сердечной близости, согретой состраданием, светом любви и надежды. И в то же время изображение вечной красоты природы, незыблемости ее законов призвано у писателя ярким контрастом подчеркнуть противоестественность и жестокость происходящих событий. Фигура смертельно раненной Герды, прильнувшей к изрешеченному пулями белому стволу березы, становится символическим выражением мысли автора.

Три произведения, написанные разными авторами, в разное время, на разных языках. Они не могут оставить читателя равнодушным, ибо речь в них идет о том, что касается каждого: о душевной красоте, о величии подлинной любви, о праве человека на счастье.

Далеко не одинаковы позиции, занимаемые тремя писателями в решении сложнейших вопросов человеческих отношений, которые ставятся в их произведениях, к тому же на совершенно различном художественном материале. Но их объединяет высокий идеал гуманизма, избранный ими в качестве единственно возможного критерия при оценке всех многообразных явлений бытия, бережный и внимательный интерес к судьбам человеческой личности. Столь же единодушны все трое — Банг, Муберг и Стиген — в своем категорическом неприятии и осуждении тех сил, которые препятствуют свободному развитию светлого начала в самом человеке, становятся на его пути к счастью, ломают и калечат его жизнь.

Есть произведения, которые с годами не стареют и не блекнут, которые близки и понятны читателям разных поколений и национальностей. Три повести о любви, созданные скандинавскими писателями, принадлежат к их числу.

И. П. КУПРИЯНОВА

Деревня Хэгербек лежит высоко на горе, добираться до нее надо по длинному крутому косогору, и старый Герман устало кряхтит, озирая весь путь до вершины горы. Полторы мили отшагал он сегодня, а для стариковских ног это чувствительно.

Герман несет узелок на дубовой палке, перекинутой через плечо. Живет он на лидахультском подворье для нищих, но каждый год по весне покидает на время богадельную избу и отправляется в мирские подворники. Случалось, что он возвращался обратно не раньше осени. Впрочем, если бы он и вовсе не вернулся, тужить там о нем некому. Никто не станет учинять розыск и возвращать его обратно. В лидахультском приюте и без него нищих довольно.

Апрель поворотил уже на вторую половину, и Герману невмочь стало сидеть взаперти в богадельной избе. Долгой, как крестный путь, показалась зима старому бобылю. Он сиднем сидел у окошка, томясь по весенним дням, и такая на него ;иной раз тоска нападала, что хоть в гроб ложись. Его манило прочь отсюда, он хотел побывать в деревнях, повидать людей, которые покуда еще в своем уме. Тут, в богадельне, почти все старцы полоумные. Даже если они и не были такими, то, попав сюда, скоро из ума выживают. А он, Герман, еще рассудка не лишился. Он все понимает, и оттого ему тут горше, чем другим. И с рассветом первого весеннего дня берет он свою палку, узелок с одеждой и отправляется в путь.