Андрей Имранов: Антитезис

Эпизод этот вернул Лукшину бодрость духа, и к метро он шел, предаваясь благодушно-философским размышлениям о справедливости и людских взаимоотношениях. Он любил поразмышлять на отвлеченные темы и в глубине души этим гордился, считая подобную склонность несомненным признаком принадлежности к культурной элите. «Что мне, собственно, известно об этом водителе?» — спрашивал он у своего отражения в витрине, и сам же отвечал, — «А ровным счетом ничего. Вполне можно допустить, что он неплохой человек. Интересный собеседник, хороший семьянин. Для кого-то, наверное, хороший друг, который всегда придет на помощь. Вот ведь кто я для него? Никто. Как бомж для меня, а то и помельче. Случись мне что у бомжа какого-нибудь спросить, я тоже, небось, любезничать с ним не стану. И сильно удивлюсь, если он на меня обидится — как такое, простите за грубость, чмо смеет обижаться? И вообще пусть спасибо скажет, что до него снизошли, как до человека. А что, не так, что ли? Я вот иду довольный, думаю, что справедливость восстановил… а водила тот мог нехило на ремонт влететь. Сколько может стоить ремонт ходовой на такой машине?» Лукшин представил, потом перевел представленное в рубли и содрогнулся. «Справедливость, да? За испачканную штанину, да? Ну, нормально. Я б на его месте меня убил.» Дима воровато оглянулся, убедился, что никто за ним не гонится, но шаг, на всякий случай, прибавил. «Да он меня все равно не запомнил — он же даже не смотрел на меня. Хамский тип, что ни говори. Нельзя себя так вести. Ни с кем, даже с бомжом. Надо запомнить на будущее. Но все-таки неправ я был, конечно. Наивно предполагать, что этот тип все поймет и станет вежливей. Скорее, своим поступком я добился как раз обратного эффекта — он еще более утвердится в мнении, что все это преисполненное зависти нищее быдло вокруг только и ждет момента, чтобы напакостить. И, кстати, он не будет так уж неправ. М-да. Справедливость, она… у каждого своя, так-то. Но все равно… как представлю его физиономию, когда он брюхом машины на выбоину налетает, так сразу настроение улучшается. Свинская все-таки штука — человек.» Лукшин хихикнул и ступил на лестницу перехода, вливаясь в непрерывающийся людской поток.

Искомый адрес Лукшин нашел быстро, и результат этих поисков уверенности в себе ему не прибавил ничуть. Дом под номером 14 по Демидовскому валу находился на большой (а по меркам центра Москвы так и вовсе громадной) территории, огороженной высоким кирпичным забором. Дима обошел всю территорию по кругу и убедился, что, во-первых, дом?14 здесь один; во-вторых, попасть к нему можно только через один-единственный вход, перед которым он сейчас и стоял, мучительно размышляя. Рядом с массивной медной табличкой «Форес Дарк» призывно поблескивала кнопка звонка, но нажать на нее Лукшину было очень и очень непросто. «Ну блин», — думал он, — «это не сетевики и не мошенники, но я им на километр не подхожу, это же очевидно. Им нужен кто-то со связями в Останкино, вхожий в Кремль, такой, которого все знают… а я? …о, еще одна.» — в бесшумно распахнувшиеся автоматические ворота стремительной тенью скользнула приземистая черная машина — уже третья за последние пять минут. И все машины, надо заметить, соответствовали. Лукшин вздохнул, собираясь развернуться и уйти, но тут из-за калитки раздался тихий писк, она распахнулась и наружу вышел человек в коротком кашемировом пальто. Человек был раздражен, даже зол и не скрывал этого. Сплюнул на асфальт, пнул ногой закрывшуюся калитку, злобно выдохнул и мрачно посмотрел на Лукшина. Дима замер — он узнал вышедшего. Это был Михаил Черкизов, весьма успешный свободный журналист; человек, которому втайне и явно завидовал не один десяток таких вот Лукшиных. Черкизов, разумеется, Диму не знал, но журналистом он был отличным и сразу догадался, что к чему.

— На собеседование? — спросил он со злой иронией, — ну-ну.

Еще раз сплюнул и пошел через дорогу к припаркованному на той стороне улицы Порше Каррера. Лукшин проводил его ошарашенным взглядом. «Это что же?» — подумал он, — «они не взяли Черкизова? Может, просто в цене не сошлись — что Черкизову какие-то четыре штуки? Хотя нет, именно не взяли, иначе он бы такой недовольный не был…». Затрясся и запиликал в кармане мобильник, Дима вздрогнул, достал его и отключил сигнал. Четырнадцать-ноль-ноль. Порше стоял недвижимо, стекла его были наглухо затонированы, но Лукшин чувствовал на себе неприязненный взгляд из машины. Дмитрий Лукшин месячной давности, наверное, вжал бы голову в плечи и ушел прочь, но сегодня он был еще и Свихнувшийся Менеджер, а это кое к чему обязывало. Поэтому он решительно повернулся к калитке и нажал кнопку. Звонка слышно не было, но из динамика прозвучал приятный женский голос: