— Но деловая этика? Все равно, рано или поздно это станет известно и тогда…
— И становится, — Вирджил энергично кивнул, потом отвернулся и пошел дальше по лестнице, продолжая говорить, — и в газетах пишут и по телевизору показывают. Как какая-то сволочь, пригревшаяся на широкой груди компании, организовала производство и сбыт подделок. Хозяева компании люто негодуют и выступают с покаянными речами. Виновного сажают, производство закрывают, поддельный товар уничтожают. Ну и что? Виновный — сам дурак, что не смог вовремя закрыть проблему, а производство через пару месяцев тихонько откроют под другой шапкой. Вот и все. Лучше давай вернемся к нашему герою. Ты на мой вопрос не ответил.
— Есть ли у него шанс? Я думаю, все же есть — человек он явно неглупый. В конце концов, новаторские идеи тоже кое-чего стоят… А вы так не думаете?
— Нет. Ты заметил одну характерную особенность обоих его идей? Кстати, у него еще несколько есть — и все с этой изюминкой.
— То, что он чего-то не знает? Так ведь…
— Еще раз нет. Дело не только и не столько в образовании. Просто идеи у него чересчур масштабны и могут быть осуществлены только сверху. В общем-то, ничего фатального в этом нет. Наверху сидят тоже люди, и их тоже можно развести на красивый фантик. Это проделывалось раньше, проделывается сейчас и не вижу причин не происходить такому в будущем. Фатально для его идей то, что их реализация не принесет в ближайшем будущем никакой прибыли ни реализаторам, ни организаторам. В нашей стране никого не интересуют глобальные проекты альтруистского типа с окупаемостью в пятьдесят лет. Так что в России у него шансов нет.
— А в других странах? Может, ему в Америку податься?
— И еще раз — нет. Он не поедет в другую страну, потому что он — патриот в советском понимании этого слова. Вдобавок, всю жизнь прожив натуральным хозяйством, он совсем не ценит деньги и купить его будет стоить слишком дорого. Неоправданно дорого. Лучше всего было бы ему уехать к себе в деревню. Может, он там и слывет чудаком, но там у него будет возможность тихо-мирно дожить до старости. Если не в достатке, то и не в нищете. Здесь же, боюсь, ему уготовлен не лучший жребий.
Они вышли на улицу и Лукшин поежился — погода портилась. Солнце скрылось за тучами, а холодный влажный ветер явственно напоминал о том, что лето кончилось. Вирджил остановился на краю стоянки, задумчиво посмотрел на небо и спросил негромко.
— Ну и какой же ты вывод сделал из этого знакомства?
Лукшин посмотрел на демонстративно-безучастного Вирджила и поежился еще раз, но уже не от холода.
— Я еще не до конца обдумал, — сказал он, тщательно подбирая слова, — но парадокс, и правда, занимательный.
Вирджил промолчал.
— Выходит, — сглотнув, продолжил Лукшин, — что имея все предпосылки для успеха — реально полезные и дельные идеи, настойчивость в их продвижении, умение их изложить и заинтересовать собеседника… все равно можно обломиться просто потому, что родился не в то время или не в том месте.
— Обломиться? Да, можно и так сказать. Этот случай просто очень наглядный, а вообще таких вот Андронниковых — много больше чем ты думаешь. Вот, — Вирджил достал из заднего кармана джинсов потрепанный, но пухлый бумажник и вытащил из него одну купюру, — держи. Завтра в десять часов встречаемся у главного входа галереи Нуар. Знаешь, где это?
— Нет, — сказал Дима, ошарашенно крутя в руках пятисотевровую бумажку.
— Узнаешь. До встречи. Метро — там.
Вирджил ткнул мясистым пальцем себе за спину. Лукшин машинально глянул в указанную сторону, а когда обернулся обратно, Вирджил уже топал к своей машине.
— До свидания, — сказал Лукшин удаляющейся спине, посмотрел, как Вирджил залезает в машину и как громадный джип осторожно выбирается со стоянки задним ходом. Потом расправил плечи и широко улыбнулся. Заметил, что все еще держит в руке купюру, воровато оглянулся и быстро сунул ее в нагрудный карман. Напустил на себя беззаботный вид и двинулся в указанную Вирджилом сторону. Удивительное дело, но на улице как будто стало теплее.
Погода испортилась окончательно. Свинцовые тучи скребли город холодными злыми дождями, а порывистый ветер вырывал из рук зонты, сдувал шляпы и бросал то в лицо, то в спину пригоршни капель, словно насмехаясь над перебегающими от укрытия к укрытию прохожими. Лукшин шмыгнул, ежась, и посмотрел на часы. 10:12. Дима, на всякий случай, пришел сюда за пятнадцать минут до назначенного времени и теперь сильно об этом жалел. Начитавшись в Интернете отзывов о галерее («O, mon Dieu, как же давно я не получал подобного эстетического удовольствия») он уже составил некоторое впечатление как о самой галерее, так и о ее посетителях («При мне в галерею пришел человек в твидовом пиджаке и джинсах! Разумеется, его выставили вон»). Поэтому Лукшин не рискнул одеть поверх легкого костюма китайскую непромокаемую куртку и, до костей промокший, мерз теперь под совершенно бесполезным зонтом.
Читать дальше