Эндрю Шон Грир - Невозможные жизни Греты Уэллс

А потом Рут шепнула мне на ухо: «Дорогая, он пришел». Я обернулась к горизонту: индиговый Нью-Йорк на фоне лавандового Нью-Джерси и силуэт человека, который осторожно подходит ко мне.

– Привет, Натан.

– Итак… – сказал он после того, как мы, обнявшись, встали в футе друг от друга со стаканами пунша в руках.

– Итак… – с улыбкой повторила я.

Он оказался выше того, который лежал в постели больной и тянулся ко мне. Выше, ярче, сильнее; он не страдал, как страдал тот Натан, не слышал историй о смерти на подводной лодке или в окопе. Это был Натан спокойный и добрый, солидный как никогда, при бороде, в очках, коричневой куртке, клетчатой рубашке и шарфе, разрисованном лягушками, – должно быть, подарок его новой жены. Карнавальный костюм заменяла маленькая клетка с чучелом канарейки. Феликс и его птица. Натан выглядел настороженным, словно его вызвали на совещание, но о чем пойдет разговор, пока не сообщили. Я подумала, что мы можем сразу начать перепалку, используя фразы, давно погруженные в наши головы, взведенные и нацеленные. Но тут он, повернувшись ко мне боком и вновь поставив мысленный предохранитель на место, очень вежливо сказал: «Я соскучился по твоей тете». Я тоже повернулась боком. Старая глупая любовница во мне знала его достаточно хорошо, чтобы понять: он имеет в виду только то, что сказал. И все же я не могла отделаться от мысли, будто на самом деле он скучает по мне и признается в этом.

– Только не говори, что ты скучал по Рут!

Он пожал плечами:

– Но так и есть. Я действительно соскучился по твоей сумасшедшей тетке.

– А вот она по тебе не соскучилась. – Я стала поддразнивать его, чтобы он себя выдал. – Говорит, что ты всегда все ломаешь.

– В жизни не встречал такого интересного человека, как Рут. Помню, однажды летом она приехала к Алану и каждому из нас подарила по бутылке средства от кошмаров. – Улыбаясь, он сунул руки в карманы и покачал головой. – Средства от кошмаров !

Я засмеялась:

– Просто ты к ней привык.

Вот для чего все было: чтобы пришло такое мгновение, как это. Нам вдвоем так весело и хорошо друг с другом. Возникает чувство, которое испытываешь после ночных блужданий по неизвестным улицам и переулкам, по проходам между зданиями, которые, кажется, уводят тебя все дальше и дальше от места назначения, пока ты не сворачиваешь за угол, где стоит хорошо знакомый зеленый забор из дерева, и не вздыхаешь с огромным облегчением: я дома!

Вот он, передо мной: настоящий Натан. Конечно, настоящий ровно в той же мере, что и другие, ровно настолько же подлинный, – и, однако, нынешнее возвращение в знакомый мне мир меня в этом разубеждало. Он был человеком, которого я любила. Этот прежний жест: он ощупывает бумажник в нагрудном кармане. Я любила именно этого мужчину, а не какого-то другого. Тем не менее что-то в нем необратимо изменилось. Не из-за того, что я больше его не любила, нет: я все еще чувствовала отголоски наших объятий, как гонг дрожит в течение часа после удара. Но после всего, что я видела и сделала, я знала: мне ничто не поможет. Не поможет старая любовь, которая здесь, на крыше, принялась чинить свою паутину, некогда натянутую между нами. Не поможет его взгляд, скрестившийся с моим. Ничто не поможет мне вернуть его.

– На этот раз буду осторожнее с ее пуншем. Ты хорошо выглядишь, Грета, – сказал он.

Именно так говорит мужчина женщине, с которой давно расстался. Это означает: «ты выглядишь так, будто уже не страдаешь». Мы отодвинулись на дюйм друг от друга.

– У меня весь этот год была бешеная гонка, – засмеялась я.

Он улыбнулся, и вновь настороженно, так как не знал, относится ли эта шутка к нему. Я дотронулась до его груди.

– Нет-нет, – сказала я. – Нет, Натан, не из-за тебя. Это что-то… Я не могу объяснить. Я посмотрела на себя со всех сторон.

– Такое редко кому удается.

– Я и тебя увидела. По-моему, я многое поняла. – Мне хотелось сказать: «Я понимаю, ты не хотел рвать со мной, но больше всего не хотел оставаться самим собой, тем Натаном, который был со мной». Но я добавила только одно: – Ты тоже хорошо выглядишь.

Кажется, на этом можно было ставить точку. Мы мило улыбнулись друг другу, и он коснулся моей щеки – явно из-за того, что счел это безопасным, теперь, когда угроза миновала. С края крыши послышались крики – тетя Рут придерживала рукой телескоп, как лорнет, – и мы посмотрели в небо. Среди булавочных головок-звезд повис крохотный мазок: комета. Она вернулась.

И вдруг я повернулась к нему и сказала: