Виктор Ремизов - Воля вольная

Медведь был обречен. Снимая шкуру, Илья нашел не только свои попадания. Зверя стреляли с вертолета и не так давно, два сквозных ранения сверху, один зацепил грудную клетку, другой заднюю ногу, пули были не охотничьи, не раскрылись — скорее всего из Калашникова били. Зверь, был жирный и готовый к берлоге, но страдал от воспаленных ран и не жилец. Это был явно хозяин здешних мест, возможно, он понимал, что пострадал от человека. И возможно, мстил. Он был очень злой — мешочек желчи размером с кулак висел в углу за печкой.

Это то, ради чего ты сюда ехал? — спрашивал себя Илья. И понимал, что да! Это то! Капризы? — вспоминались слова Поваренка… Нет, Коля, когда на тебя охотятся, это уже не капризы.

Все-таки он был горд самим собой. Человеку это простительно… когда он один.

Дядя Саша с Поваренком, распрощавшись с Москвичом, двигались малой скоростью совсем не домой. Пробив дорогу на Юдому и почесав репу на бензин, да жратву, или, выражаясь словами Кольки, «прикинув хрен к носу», поехали искать Степана Кобякова. Это были Поваренковы затеи, он уже в поселке об этом думал и взял пару мешков всякого-разного, в расчете, что Кобяк где-то попадется по дороге. Расчет был глуповатый, а еще глупее было пытаться найти охотника в этих таежных просторах. Не имея хорошей карты, не зная, где расположены зимовья. У Кольки, правда, была потертая десятикилометровка сорок девятого года, на которой какая-то дорога уходила пунктиром в кобяковскую сторону.

Они сидели в кабине «Урала». Дядь Саша, скроив задумчивое лицо на развернутую Колькой карту, мял-почесывал толстопалой пятерней заросший подбородок. Дорога по карте шла чистым безлесым верхом отрога, километров через пять или десять, из-за потертостей карты не разобрать было, начинала спускаться вдоль горизонталей к Эльгыну.

— Ну и что думать? Кто-то дорогу нарисовал? Не придумали же ее! Поедем. Нет, так развернемся, тут делов-то? — Колька стал складывать карту.

Дядь Саша молча включил передачу и стал выруливать с перевала вниз по склону, куда указывал Колька. Дороги здесь наверху никак не видно было, ехали небыстро, громко хрустели мелким плитнячком под снегом, пустой «Урал» поскрипывал, переваливался, погромыхивал бортами и двумя полными и одной пустой уже бочкой. Перед спуском, который как будто и на самом деле просматривался среди мелкого стланичка, остановились. Вид вперед и влево открылся огромный.

— Ну, бляха, сто на сто! — восхитился Колька. — Вот Эльгын, вон ключ впадает, вон еще один справа, — тыкал пальцем в лобовое стекло, на ленточки таежных сгущений, вьющиеся по распадкам к низу долины. — Там и зимовья стоят у него. Мимо не промажем!

— Дай сигарету! — Дядь Саша заглушил двигатель.

Несильный ветерок чуть пошептывал в щели кабины. Утреннее солнце начинало пробиваться сквозь морозное марево. Мутное, а чувствовалось уже сквозь стекло. Такой домашней и спокойной вечностью тянуло от раскинувшейся перед ними тайги. Снежные лесные хребты, будто расправленные крылья, поднимались от реки. Эльгын несильно здесь петлял, тянул на восток, потом резко поворачивал на север и, обогнув высокий прибрежный хребет, устремлялся в Охотское море. На его устьях кемарил сейчас под снегом барак дядь Сашиной бригады. Два бича дежурили. Поля всегда присутствовала в его мыслях, и теперь вспомнилось, как тогда в первый их год попросилась остаться с ним. Курил, не чувствуя вкуса сигареты.

— Да-а, простор… — подумал вслух, — лет двадцать сбросить бы… ковром эти леса скатал бы!

— Не понял? — скосился на него Колька.

— Это я так… Я как о Польке подумаю, мне всегда хочется быть большим!

— Тебе большим? — заржал Поваренок. — Ты кого веселишь-то? Ты б совсем в «Урал» не залез!

— А-а! — отмахнулся дядь Саша. — Что уж ты, я про другое…

— Да я понял…

— Ладно… Поедем уж… Куда-то доедем. Только снегу внизу будет нормально. Так вот с пилой не попрыгаешь!

Стали спускаться голым, поросшим стлаником склоном. Снег становился глубже, в ямах его набиралось по бампер, двигались аккуратно. На ощупь иной раз, ногами высматривали дорогу, даже весело от этого стало. Колька трещал без умолку, курил, распахнув форточку, тормозил машину и бегал, а иногда плыл по сугробу, просматривая проходы меж ползучих кедров, тянущих руки из-под снега. Дорога, видно, была здесь когда-то — сквозь стланики они пробрались неплохо, непроезжие каменные россыпи миновали, не зацепив, но, спустившись в редкую здесь лиственничную тайгу, начали пилить. Под снегом было много валежника, встречались и совсем толстые стволы. По очереди и вместе работали и намаялись основательно. Доехав до реки, потеряли дорогу и как ни искали, не нашли. Возможно, она переходила на другой берег.