Позади них по проспекту шли и горланили ребята-«электрики» — Вовка, Кука и компания. Вовке повезло — в конце мая он уезжал в Хабаровск.
Вовкина сестра знала японский язык и уехала в сорок шестом в Союз, в числе других, переводчицей на Хабаровский процесс военных преступников. И так осталась там жить. Сейчас она выписывала всю семью. Это был такой исключительный для Харбина случай, что Вовку провожали всем курсом и институтом.
Лёлька подумала: Юрка завидует ему в душе, наверное?
Утром институт шел по городу и пел, отбивая шаг:
По долинам и по взгорьям
Шла дивизия вперед.
Чтобы с бою взять Приморье,
Белой армии оплот…
(И это — в городе Харбине, бывшем «оплоте белой армии»! Жизнь разрешает, за кем все же была Правда в том дальнем споре отцов: победа идей революции — в детях врагов революции!)
Было очень холодно, Лёлька закоченела в одной тужурке, но держалась мужественно. Долго стояли в Парке Героев — одно спасение — далеко от трибуны, в конце поля, и ребята бегали греться ханой в китайские лавочки.
Парк Героев — бывшее Бадеровское озеро, вернее болото, раньше там была трава и лягушки, потом японцы понастроили свои горбатые мостики с беседками, но все это исчезло со временем. Болото замостили на воскресниках, получилась огромная площадь и памятник героям революции: высоко в небо — вертикальная плита из бетона с орнаментом из драконов и каменная трибуна. Трибуны не видно было за частоколом флагов — красных, зеленых, желтых. Как же мало их оказывается — русских — в городе, перед тысячами китайцев в одинаковых синих кепках!
Митинг закончился, и выглянуло солнце. И они пошли наконец по городу под оркестр по улицам Пристани, — по Мостовой, мимо трибуны, где руководство Союза молодежи и Общества граждан СССР, — весь русский, теперь — советский Харбин в колоннах с красными лозунгами и портретами. Сводная колонна ССМ — алое знамя с золотыми кистями. Дорога — завод паровозоремонтный (ХПВРЗ), макет паровоза на грузовике. Медтехникум — девчата в белых, как голуби, косынках.
Лёлька шагала в строю ХПИ, никогда она не шагала еще с таким восторгом и Юркину фуражку видела впереди в мужской студенческой колонне. Флаги красные по всему городу на резком ветру, как пожар, — праздничный город!
В последние дни мая институт ездил на станцию Маоэршань за ландышами. Накануне, в субботу, Лёлька пришла домой с райкомовской вечеринки в первом часу, а в шесть уже отходил восточный поезд, и она всю дорогу до Маоэршаня спала, прислонившись затылком к лакированной спинке вагонного дивана.
Всего два часа езды от города, и начинается настоящая горная страна, только в мелком масштабе — веселые каменистые речки, зеленые змеи на скалах, прогретых солнцем. И — ландыши — крупные, словно фарфоровые, политые дождем, нужно искать их, осторожно разгребая руками упругие глянцевые листья.
С утра был запланирован подъем на Сахарную голову. Крутая, как усеченный конус, возвышалась она, замыкая узкую долину.
Подъем шел прямо под углом в сорок пять градусов. Тропа сырая и скользкая. Заросли орешника, сомкнувшегося над головой, как джунгли. Лёлька ползла, цеплялась за ветки, скатывалась вниз на резиновых подошвах и снова лезла. Юрка был далеко впереди где-то, и на помощь его Лёлька не рассчитывала.
Самыми трудными оказались последние три метра — совсем ровная стенка, словно лишаем, покрытая серыми пятнами мха. Лёлька зацепилась за трещину, и ребята помогли ей подняться.
Гладкая, как лысина, площадка. Ребята столпились на ней с гордым видом покорителей вершин, а Юрка, наоборот, притих, наверное, от беззащитности своей на высоте — на том пятачке в огромном пустом небе!
Коленки у Лёльки дрожали. Она села на край обрыва и свесила ноги в заляпанных грязью тапочках прямо в бездну. Из бездны торчал каменный рыжий хаос (видимо, по недосмотру оставшийся от сотворения мира). Ломаные зубья и петли дикого винограда и глубина такая — жутко! Изумительное это чувство — одоление высоты!
А дальше, дальше — мир у твоих йог!
Пятнистые многоярусные хребты и рваные полосы дождя на них, как нарисованные, но это уже где-то ниже тебя. И пестрые заплатки посевов на склонах. Совсем игрушечные фанзы в лощине. Мостик из жердочек, и арба, как муха, ползет по нему…
Все-таки она — добрая земля — Маньчжурия. Не то, конечно, что принято называть Родиной. Приемная земля. Она научила их видеть Красоту — ландыши в росе и ветра на вершинах, и нужно сказать ей за это спасибо. И народ ее, в общем-то, был добр к ним, хотя совсем ему не нужны эти русские без Родины.
Читать дальше