Леонид Могилёв: Пес и его поводырь

— Был такой крестьянский сын Попов в нашем городке. Еще до первой революции. Предложено было соединить Онегу с Шексной через озера мелкие на Лаче. Так мы выходили на Балтику. А если бы пороги убрать, то и на Волгу.

— И кто же помешал?

— Так понимаю, революция. Сначала одна, потом другая.

— А как же Беломор-канал? Отцы народов?

— Это сложней. У нас проще. Я тебе потом брошюрку покажу. Ты денег-то точно дашь?

— Да дам я тебе денег.

— Завтра на соборы пойдем. Там вид такой. Справа озеро, слева Онега. И красота…

Пить начали в гостинице и пили потом в городе, на берегу и взгорках, пили на остатках крепостной стены и в лодках. Обрастали коллективом. Алексей купил-таки пива в банках, чем вызвал недоброжелательные реплики собутыльников об экономии, а к тому времени компания разрасталась. Догуливали у костра, с рыбой и картошкой… Пиво пили уже все, неистово. Местные люди прибывали на велосипедах и на них же исчезали.

Очнулся он у себя в номере одетым. Часы механические стояли. Зыбкая небыль за окном не могла говорить достоверно о времени суток. Оставался испытанный способ. Транзистор нашелся на своем месте, на тумбочке возле дивана. Покрутив и пощелкав кнопками долголетнего своего собеседника и сообщника, нашел зыбкую станцию. Скорее догадался, чем услышал, что времени пять часов. Хотелось пить, и он сполз с дивана окончательно, чтобы отправиться на поиски живой воды этого утра. Стол с остатками прерванной трапезы, пропахшая рыбой и брагой комната, и, наконец, вот оно! Пока не находка, а мысль о ней. Ориентир. В сумке, принесенной с вокзала, должна была сохраниться еще с города Вологды банка пива. Купил тогда впрок и забыл. Осторожно, чтобы не потерять зыбкую нить везения, сотканную из пряжи вчерашнего волшебства, открыл сумку, проник в самый низ, нашел тугое тело заветного жестяного сосуда…

Потом медленно, но верно возвращалось сознание.

То, что было, вспоминалось с чувством глубокого удовлетворения. Он сам хотел этого свинства, чтобы вот так запросто и до костерка у лодок. Чтобы забыть про бесцельно прожитые годы. Чтобы не жег позор и как там дальше?

Деньги были в трех местах — в бумажнике, в кармане рубашки и в тайничке на трусах, под самой резинкой. Бумажник несколько пострадал, но в разумных пределах, в рубашке не было ничего, а лежала тысяча в самом укромном месте. Жить стало еще легче. Ему было бы обидно, если бы в родном городе его обнесли на карманные деньги. Через некоторое время захлопали двери и затопали шаги в коридоре. Командировочные начинали день. Округа обросла лесопунктами, и, несмотря на смену общественно-экономических формаций, лес валили и распиливали с остервенением.

Следовало прибраться в помещении. Там же, в сумке, нашелся дорогой сердцу кипятильник-крошка. Налив в граненый стакан воды из графина, Алексей вскипятил воды, сыпанул щепотку чаю, так как ненавидел пакетики, прикрыл крышкой. Из полезного и целесообразного на столе нашлось сало, хлеб, крупные куски семги. Банки, принесенные в дар Саней, он составил в холодильник еще с вечера. Самогона оставалось на дне бутыли примерно на четверть. Откуда эта бутыль взялась, он не помнил. Ту, что принес гость, они унесли с собой, как и бражку. Значит, что-то еще приносили ночью. Как попал он в номер, тоже не помнил.

Далее он все сделал правильно. Встал под душ, переоделся, отбрил распухшую личину, отчистил зубы дорогой пастой. Присел к столу. Оставалась еще какая-то незавершенность. Дефицит счастья некоторый. Немного подумав, он отпил чаю, потом плеснул в свободную склянку самогона, немного выпил и закусил семужкой. Хорошо. Потом опять помыл руки и прилег отдохнуть уже по-настоящему.

Саша появился около десяти и прервал утренние грезы.

— Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро, — так поприветствовал он Алексея.

— А да… здравствуй.

— У тебя осталось че? Я поправлюсь немного.

— Да. Конечно.

— А потом на соборы.

— Какие соборы?

— Христорождественский. Слыхал о таком?

— А нельзя попозже?

— Попозже я занят.

Так не хотелось ему выходить в мир из сладкого утреннего забвенья. Русское похмелье и есть истинное. Всякое другое — грубая подделка.

— Ты денег-то дашь мне немного?

— Боюсь, что уже нет. Потерял вчера.

— Ты не потерял, а позорно растратил. На хрен это пиво нужно было? Чистый глицерин. А штуку из кармашка я у тебя забрал у реки.

— Ты?

— Я. Чтобы не потратил. Там много было охотников до дармового. Ты же всех угощал.