Джулия Стюарт - Тауэр, зоопарк и черепаха

Клятвенно пообещав, что принесет другое угощение, Бальтазар Джонс запер за собой дверь и направился по Водному переулку выяснить, не подвезли ли рыбу для пингвинов-скалолазов. Тут до него вдруг дошло, что он не видел птиц с того момента, когда их фургон выезжал из зоопарка и один пингвин на переднем сиденье смотрел на него через стекло.

Бальтазар Джонс замедлил бег лишь на мосту через осушенный крепостной ров. Он остановился, взявшись руками за стену и судорожно вдыхая, и сквозь облачка своего дыхания увидел, что пингвиний вольер пуст. Он открыл калитку и прошел по дощатым мосткам, сооруженным, чтобы орды туристов не превратили лужайку в болото. Остановившись у следующего вольера, он принялся высматривать там нескольких близоруких птиц с желтыми бровями. Но увидел лишь вальяжно развалившуюся росомаху, которая с достоинством римского императора поглощала очередное сырое яйцо. Возле следующего загона он долго вглядывался в пространство между шишковатыми коленями жирафов, но так и не увидел ни одного клюва.

Бальтазар Джонс побежал назад в крепость, поднялся в башню Деверо и открыл дверь обезьяньего дома. Однако его неожиданное появление пробудило обезьян ревунов, и ему пришлось ретироваться от их рева, лишь бегло осмотрев клетку. Потом он потревожил зориллу, и животное выпустило облако несносной вони, а он двинулся дальше, убедившись, что зверь в клетке один. Остановившись перед комодским драконом, Бальтазар Джонс попытался его отогнать, но тут же сообразил, что у пингвинов здесь не было бы ни единого шанса выжить, и помчался к вольеру у Белой башни, надеясь, что их отправили туда. Там он бродил между кольцехвостыми кускусами, которые спали на ветвях дерева, аккуратно свернув хвосты. Однако ни одной пары черных, похожих на бусинки глаз он так нигде и не увидел.

Обыскав крепость, бифитер вернулся в Кирпичную башню. Сказав себе, что водитель, должно быть, попросту отвез пингвинов в птичник с прочими птицами, он поднялся по лестнице, перешагивая через две ступеньки. На втором этаже он распахнул дубовую дверь и ворвался в птичник. Он вглядывался сквозь сетку, и его взгляд скользнул мимо прекрасных райских птиц, подарка саксонского короля, у которых перья на бровках в два раза превосходили длину тела, — зрелище столь поразительное, что орнитологи прошлых веков считали первые чучела, попадавшие в Европу, подделкой таксидермистов. Не посмотрел он и на нежную зелено-розовую, как персик, самку неразлучника, которую посадили отдельно от самца, чтобы она его не заклевала. Не восхитился даже туканами, подаренными президентом Перу, удивительные клювы которых ацтеки считали сделанными из радуги. Но зато впился взглядом в пару безобразных лап под небольшим кустом. Листья зашуршали, бифитер затаил дыхание. Но из листвы вышел всего-навсего альбатрос — птица, чьи объемистые лапы моряки когда-то приспосабливали под кисеты. Бифитер сполз на пол, соображая, как же он объяснит исчезновение пингвинов королевскому конюшему. Привалившись спиной к закругленной стене, он испустил такой отчаянный вздох, что разбудил изумрудного висячего попугайчика, спавшего свесившись вниз головой.

Преподобный Септимус Дрю подобрал полы рясы и опустился на колени рядом с органом. Ему потребовалось мгновение, чтобы собраться с духом и взять грызуна за хвост. Поборов отвращение, он поднял его повыше и впился в него взглядом, прозревавшим глубины бесчисленного множества измученных душ. Несмотря на целую неделю неудач с механическими ловушками и еще бульшим, по сравнению с обычным, количеством крысиного помета, вид крошечных передних лапок неожиданно преисполнил капеллана сожалением. Он перевел взгляд на жутковатые желтые зубы крысы, которые с наслаждением впивались в пухлые гобеленовые подушечки для колен, и всякая жалость улетучилась. Он отметил, что животное было убито наповал с одного удара в затылок самым новым устройством, шедевром инженерной мысли, спрятанным внутри миниатюрного Троянского коня. Усатого врага приблизило к скоропостижной гибели самое неодолимое искушение — арахисовое масло.

Хотя часть его существа противилась христианскому погребению вредителя, крысы все же были твари Божьи, пусть и не упоминались в Библии. Святой отец опустил закоченевшее тело в один из старых бумажных пакетов бирюзового цвета из магазина «Фортнум энд Мейсон», которые хранил как раз для таких случаев, и взял совок. С усилием открыв старинную дверь церкви, он направился в сторону башни Байворд и спустился по лестнице в осушенный крепостной ров, в котором во время Второй мировой выращивали овощи. Наскоро помолившись о спасении низменной души, он похоронил крысу в цветочной грядке, протянувшейся вдоль лужайки для боулинга. Если при жизни грызуны не служили никакой благой цели, то после смерти они возвышались до удобрения для обожаемых капелланом розовых кустов. Затем он развернулся спиной к старательно ухоженной лужайке, которая за предыдущие сезоны слышала столько обвинений в жульничестве, что все турниры по боулингу пришлось отложить на неопределенное время.