Кэрол Брант - Скажи волкам, что я дома

И после этого я завязла.

Картины из серии «Здесь есть и ты тоже» напоминали большие старинные открытки с видами Америки. На каждой были нарисованы замысловатые почтовые марки и штемпели. Цвета казались не совсем настоящими. Вода — бирюзовая, а небо — такое пронзительно-голубое, что на него было больно смотреть. Таос, Фэрбенкс, Голливуд. Но что самое странное — на каждой из этих картин был Тоби, только не настоящий Тоби, а превращенный во что-то другое. Например, рядом с лицами президентов на горе Рашмор было высечено и лицо Тоби. На картине с видом Аляски был нарисован медведь с лицом Тоби. В Эверглейдсе я даже не сразу заметила Тоби, потому что Финн изобразил его в виде корявого старого дерева над болотом.

Я украдкой взглянула на Тоби. Он заснул на кушетке с раскрытым атласом морских моллюсков, лежащим у него на груди. Я взяла лист бумаги, который лежал поверх стопки картин, и накрыла им Тоби, подоткнув край листа ему под подбородок. Я застыла над ним, наблюдая, как лист медленно приподнимается и опускается у него на груди в такт дыханию. Я смотрела на Тоби и улыбалась, потому что впервые сделала что-то такое, что можно было расценивать как заботу о нем. И мне это понравилось. У меня было чувство, что я на верном пути.

Потом я вернулась к картинам. Некоторые были настолько забавными, что я не могла сдержать смеха. Наверное, больше всего мне понравилась картина с видом Аризоны, где Тоби был большим кактусом, а у него в дупле сидела сова. Я рассмеялась в голос, потому что картина была такой… даже не знаю… дурацкой. Но в хорошем смысле слова. Видимо, мой громкий смех разбудил Тоби, потому что уже в следующую секунду он стоял на коленях рядом со мной и смотрел на картину поверх моего плеча.

— Не понимаю, и что здесь смешного, — пробурчал он, а потом сам рассмеялся. — Мне самому как-то не верится, что я мог показать тебе эти картины, Джун Элбас.

— Да, мне тоже не верится, — сказала я.

Где-то в подвале хлопнула дверь, и мы оба замерли.

— Тсс, — сказал Тоби.

Я услышала, как кто-то вынимает из стиральной машины белье и загружает его в сушилку. Тоби опять сказал: «Тсс». Я взяла в руки следующую картину с изображением стилизованного под эскимосские рисунки лосося с лицом Тоби, поднимавшегося вверх по течению. Там была надпись: «Британская Колумбия», — и лосось-Тоби прыгал, как через обруч, через букву «О» в «Колумбии». Я не удержалась и расхохоталась. Тоби взглянул на картину и тоже согнулся от смеха. Мы честно старались перестать смеяться, но ничего не могли с собой поделать. Я ничего не могла с собой поделать.

— Кто здесь? — донесся из прачечной старческий голос.

Тоби притянул меня к себе, шепча «тсс, тсс». Он обхватил меня обеими руками и зажал мне рот ладонью, пытаясь заглушить мой смех. У него были сильные руки. А с виду совсем не похоже, что они могут быть такими сильными. Я замерла в его объятиях и подумала: «Вот что чувствовал Финн. Вот что ты чувствуешь, когда тебя обнимает тот, кого ты любишь». Я взяла следующую картину. Я думала, что это будет очередная открытка, но это был автопортрет. Финн смотрел с холста прямо на нас. Ничего фантастического. Просто Финн в синей шляпе, оттеняющей синий цвет его глаз, которые смотрели на зрителя так, словно пытались сказать что-то без слов. Старик в прачечной продолжал возмущенно кричать, и Тоби по-прежнему зажимал мне рот ладонью. Я чувствовала его пальцы губами, и мы с ним уже не смеялись. Мы оба смотрели на Финна.

— Черт возьми, выходите!

Гулкое эхо. И земляная сырость подвала, и пальцы Тоби, которые были, как губы, прижаты к моим губам. И синие глаза Финна, говорившие мне: «Я люблю тебя, Джун». Даже не знаю, как это вышло, но мои губы слегка приоткрылись, и я вдруг поняла, что целую пальцы Тоби. Нежно и ласково. Сидя с закрытыми глазами. Представляя себе все и ничего. Я чувствовала, как Тоби сжимает объятия — все крепче и крепче. Чувствовала, как он дышит мне в волосы. А потом я почувствовала, как он целует меня. Один-единственный поцелуй, осторожный и нежный. В затылок.

Прошло еще несколько дней. Я старалась приезжать к Тоби при любой возможности. Иногда сразу после уроков. Иногда даже раньше. Я прогуливала физкультуру и домоводство, а один раз — совсем расхрабрившись — сбежала с испанского.

Я думаю, что Нью-Йорк — самый подходящий город для Тоби. Потому что это, наверное, единственный город в мире, где никогда не заканчиваются новые рестораны. С Финном все было иначе. У нас с ним были «свои» места. «Хорн и Хардарт», «Клойстерс». Места, где мы бывали столько раз, что ощущали себя там почти как дома. А Тоби был от всего оторван. Ни к чему не привязан. Вот разве что к Финну. Я уже начинала это понимать. Без Финна Тоби был словно воздушный змей, которого никто не держит за веревочку.