Кэрол Брант - Скажи волкам, что я дома

Однажды Тоби попытался научить меня, как делать велосипед в блошином цирке. Минут пятнадцать я старалась создать видимость, будто на крошечном велосипедике едет блоха. Вот тогда-то я и поняла, насколько хорошо это делает Тоби. Даже когда я стояла совсем рядом с ним, мне временами казалось, что на велосипеде и вправду кто-то сидит. Мне казалось, что я это вижу. А мои руки двигались так, словно они были слеплены из вязкой глины. И меня выдавало лицо. Сразу было понятно, что я двигаю одной рукой под сценой.

Но Тоби не сдавался. Он заставлял меня пробовать снова и снова, пока у меня не начало получаться. Хотя получалось, конечно, убого. В моем исполнении велосипед передвигался медленно и натужно, какими-то судорожными рывками, но Тоби был терпелив, и даже если его раздражала моя неуклюжесть, он никак этого не показывал. Что мне нравилось в Тоби: он никогда мне не врал. Не пытался меня подбадривать, изображая притворное восхищение моими якобы выдающимися способностями к управлению блошиным цирком. Не выдавал никаких идиотских, ничего не значащих и неубедительных комментариев типа «отлично», «ты гений» и «умница». Он разговаривал со мной как со взрослой. Если он что-то мне говорил, я ему верила.

Под конец наших занятий он сказал только:

— Тебе надо тренироваться. И у тебя обязательно получится.

Но я была счастлива, потому что знала — он сказал именно то, что думал.

В другой мой приезд мы пошли на прогулку. Прошли насквозь весь Центральный парк и двинулись в сторону Китайского квартала. Тоби рассказывал об игре на гитаре, его невероятно длинные пальцы порхали в воздухе, словно перебирая струны. Я рассказала ему о своих походах в лес, о волках и о перемещениях во времени с помощью «обратных» прыжков со скакалкой. И он надо мной не смеялся. В Китайском квартале мы зашли в ресторанчик под названием «Счастливчик Чен» и взяли по овощному му-шу и вдобавок по порции блинчиков. Тоби заказал какую-то «Чашу вулкана», оказавшуюся алкогольным коктейлем, который подали горящим.

Его принесли в большой керамической чаше, расписанной пальмами и гавайскими танцовщицами. Коктейль украшали бумажные зонтики, дольки ананаса и засахаренные вишни. Его полагалось пить через соломинку, и соломинок было две. Сам напиток был сладким, похожим на смесь кокосового молока и гавайского пунша, и алкоголя совершенно не чувствовалось. Мы с Тоби пили коктейль, разговаривали, ели му-шу. Хотя я заметила, что Тоби почти ничего не ест, а только гоняет еду по тарелке. В тот день я впервые в жизни напилась, и мне было радостно сознавать, что я напилась не какой-нибудь гадостью, а «Чашей вулкана». И я вдруг поняла, что когда пьянеешь — это еще один способ выпасть из здесь и сейчас. Пошатываясь, мы вышли на улицу. У меня кружилась голова, и я подумала: «Интересно, а куда уходила Грета?» В чаще леса, зарывшись в палые листья, пьяная вусмерть — в какие дали она уходила?

Тоби приобнял меня за плечи, чтобы меня не так сильно шатало. Я посмотрела на него затуманенным взглядом.

— Теперь есть только мы. Только мы двое, да? — Но как только я это сказала, я сама поняла, что это не совсем верно. С нами всегда будет Финн. Финн будет всегда.

А потом мне в голову пришла одна страшная мысль. Если бы Финн был жив, я бы не подружилась с Тоби. Если бы Финн не заразился СПИДом, я бы вообще не познакомилась с Тоби. Эта странная и дикая мысль вихрем вертелась в моей пьяной голове, порождая другие дикие мысли. А что, если Финн решил остепениться именно из-за СПИДа? Может, еще до того, как Финн узнал о своей болезни, СПИД приглушил в нем дух авантюризма и подтолкнул к тому, чтобы вернуться к семье и стать моим крестным. Вполне вероятно, что, если бы не СПИД, я бы никогда не узнала ни Финна, ни Тоби. В моей жизни образовалась бы огромная, ничем не заполненная дыра — на месте всех этих часов и дней, которые я провела с Финном и Тоби. Если бы я могла путешествовать во времени и изменять прошлое, попыталась ли бы я сделать так, чтобы Финн не заразился СПИДом? Даже если бы это означало, что мы с ним никогда не будем друзьями. Стала бы я спасать Финна, забыв о себе? Я не знала ответа на этот вопрос. Я совершенно не представляла, сколько жадности прячется в моей собственной душе.

Я стояла, глядя на небо над Канал-стрит. Оно было оранжевым, но постепенно бледнело, становясь пепельно-розовым. Мимо прошла старушка с магазинной тележкой, нагруженной плотно набитыми пластиковыми пакетами. Солнце садилось, а я размышляла о том, сколько всяких радостей может родится из чего-то по-настоящему страшного.