Елена Катишонок - Свет в окне

Однако мастер, при всей своей интеллигентности, мог бы прийти вовремя.

В этой квартире… Кстати, где люстра? Люстру Олька запомнила с первого раза, когда зашла сюда, в новую «мамину квартиру». Засыпая, она часто разглядывала продолговатые матовые плафоны, похожие на кувшинки. Момент, когда у матери произошла переоценка ценностей и люстра перестала быть «мещанством», Ольке не запомнился; теперь с потолка свисала голая лампочка.

Люстру взяла, фотографию деда оставила.

Почему-то стало интересно, куда делся незабудковый соусник. Разделил судьбу «партии тарелок» или тоже перестал быть «мещанством»?

С тех пор – или независимо от тех пор – Ольга не любила сервизы. Радовалась, если удавалось купить красивую чашку или тарелку, но свекор недавно заметил: «Что это у вас, как в общежитии, нормальной посуды нет?». Тут же вступила Алиса-миротворица: «Скорей бы вы квартиру обменяли. Мы с Коленькой решили подарить вам сервиз». Ольга застыла, но свекровь сияла такой простодушной радостью, что ничего возразить было невозможно. «Пока что это секрет, – продолжала радостно Алиса Ефимовна, – но мы уже решили».

Можно будет поблагодарить и затолкать будущий сервиз куда-нибудь подальше. Или вообще не распаковывать. И, главное, не думать о нем заранее, тем более что это пока только Алисины мечты.

В прихожей пустовало место от громоздкого шкафа, хранителя подпольной литературы . У плинтуса валялась квадратная пуговица. Ольга лениво поддела ее носком туфли. Пуговица отскочила и перевернулась, оказавшись черной фишкой с цифрой «13».

– Мы знакомы, – вслух произнесла Ольга.

Странно прозвучал голос в пустоте. Подняла фишку, еще один кошмар ее детства – вернее, маленький кошмарик – под названием «15».

Кошмарик из серии развивающих игр.

Пластмассовая квадратная черная коробочка умещалась на ладони. Внутри поля в четыре ряда лежали пятнадцать фишек; одно «окошко» оставалось пустым. Оно позволяло передвигать фишки, чтобы разместить их в правильной последовательности.

…В гости зашла Ксения «с подарком для Лялечки». Матери дома не было, зато был отчим, у которого, в свою очередь, нашлась «заначка» – пол-литровая бутылка водки. Ксения расцвела. Пили и разговаривали о чем-то, но прислушивались не к тому, что говорили друг другу, а к своим ощущениям. Однажды в актовом зале в школе Олька видела настройщика пианино за работой, с таким же точно вслушивающимся лицом. Бутылка подходила к концу. Сержант начал тыкать пальцем, двигая фишки, а Ксения повторяла, медленно покачиваясь на стуле: «Для Ляли… подарочек».

На другой день (Олька надеялась, что «подарочек» благополучно забыт) отчим, трезвый и взвинченный, велел составить фишки по порядку. Никакое «мне надо делать уроки» в расчет не принималось.

– Ну?!

Трезвый и злой. Злой, потому что трезвый.

Фишки скользили под ее пальцами в тесной клетке, менялись местами, как в танце: 1–2 – 3–4… Остался последний ряд, она спасена, но «14» влезло перед «13», а дальше стояла «пятнашка» – и пустая клетка.

– Тупица, – удовлетворенно сказал Сержант. – А ну, давай снова!

Она до сих пор помнила свои влажные пальцы.

Проклятая игра заканчивалась одним и тем же рядом: 14–13 – 15, и каждый раз он с удовольствием говорил: «Тупица. Ты тупая, понимаешь? Ты хоть понимаешь, какая ты тупица?» От него противно воняло перегаром. «Еще раз, кому я сказал!»

Можно было взбунтоваться: положить этот «подарочек» на стол, пускай сам тешится.

Что она и сделала, но только один раз. Поразила радость, вспыхнувшая в маленьких злых глазах, и Олька с опозданием поняла: только этого он и ждал – протеста.

Ухо долго оставалось красным и болело. Так и пошла за Лешкой в садик, с полыхающим опухшим ухом.

Это вам не спинозизм и даже не гоббсизм.

Она распахнула окно, чтобы впустить летний воздух. Несмотря на включенный калорифер, в квартире было холодно.

Как всегда. Здесь всегда было холодно.

Мастер появился в половине восьмого. Внешне напоминал он скорее научного работника, чем работягу, тетя Тоня была права. Серый костюм, рубашка, галстук; ироничное лицо с маленькими светлыми усиками. Представился Володей, виновато улыбнулся: «Не мог раньше, извините». Руки, Ольга заметила, тоже не соответствовали стандартному облику маляра: аккуратные, с чистыми ногтями.

Деловито осмотревшись, Володя спросил:

– Вы тут жить собираетесь или как?

И добавил, опередив Ольгино «нет!»:

– Я почему спрашиваю. Потому что, если жить, то надо всю сантехнику менять, там в туалете стояк вроде нормальный, я посмотрел… Я почему спрашиваю, дорого потому что. Доставать надо; это не проблема, я на стройке договорюсь, но дешево не получится.