Елена Катишонок: Порядок слов

Всё сказано, написано и спето:
От слов любви до стариковских снов,
И главное занятие поэта —
Всего лишь поменять порядок слов.

Часы показывали два
Который час подряд.
Висят в безвременье слова
И громко говорят,
И спорят громко, а строка
Ложится за строкой,
И чья-то властная рука
Ведёт моей рукой.

…Ты помнишь край, где колосилась рожь на
сереньком картоне под названьем «Родная речь»?
Тот самый край, где ложь мы ложками столовыми
хлебали и где кормили нас канадскими хлебами,
хоть на обложке колосилась рожь? Но до сих пор
восторженная дрожь от этих «р» в словах: «родная
речь», хоть нет давно страны СССР, хоть речь
родную некому беречь. Ты помнишь край?.. Постой,
не умирай, моя родная! Сильно изувечена, ты
выживаешь силою извечною так, словно прямо из
земли растёшь, как на обложке выгоревшей – рожь.

Обо мне ты вовсе не знала,
А писать давно подгоняла,
Когда что-то темно и вяло
Я кропала, наморщив лоб.
То иронией, то насмешкой
Торопила: скорей! Не мешкай!
Да эзоповым языком
Говорила, но в горле ком
От пронзительных строк в поэме
О раздавленной хризантеме
Под ногами несущих гроб —
Гроб с останками той эпохи,
От которой достались крохи:
Мемуарная ложь да вздохи
Тех, кто нёс её на погост.
Говорила: возня с укладкой
Никогда не проходит гладко;
Отираю глаза украдкой
И с колен встаю во весь рост.
Всё равно будут ночью сниться
Недочитанные страницы
Старых писем, и будет длиться
Пытка прошлым, пока окном
Новый день о себе объявит
И отбросит к трёхмерной яви,
Что, причуд Морфея корявей,
Притворяется новым сном:
Чашка падает и не бьётся;
Мышь, которой нету, скребётся,
Или нитка у бус порвётся
И на шее оставит след…

…………………………

Данту – лавры, тебе – терновый…
Двадцать лет со своей обновой
Прожила, чтоб осталось Слово —
То, что было в начале лет.

На странице второго тома,
Сразу после начальных строк,
Плоским крылышком невесомым —
Хризантемы – той – лепесток.

Стихи всегда приходят ближе к ночи,
Разбавив сон, летучий и непрочный.
Куда-то подевался карандаш.
Биенье слов укладываешь в строчки,
И за тетрадку с лёгкостью отдашь
Полцарства или царство целиком —
Тем более что торговаться не с кем.
С каким-то суеверьем полудетским
Берёшь назад посулы. За окном —
Отёчный глаз притушенной луны,
Под ней фонарь, сочувственно-уныл.
По крыше Трубочист спешит к Пастушке,
Чудной горшочек ладит Свинопас;
Принцесса спит, и в замке свет потушен,
Лишь фрейлины во сне считают: «Раз…»
Стихи всегда толпятся ближе к ночи,
А по утрам неразличимы строчки,
Летящие по старому конверту,
Как пьяный мотоцикл летит к кювету.

Луна подтаяла, как шарик
Несъеденного крем-брюле.
По крыше ветер тихо шарит.
Марьяжит даму пик валет.

А дама, в розу пряча носик,
В ответ лепечет ерунду:
Мол, нынче кринолин не носят…
«Так что же?..» – «Через час в саду».

«Как лист увядший падает на душу»,
Цурэн не видел из-за темноты,
Где для поэта петлю вяжут туже,
А в лужу падают и листья, и листы.

Сон показывают кусками —
Часто рвётся старая плёнка.
Не подушка, а тёплый камень
Под щекою, и плач ребёнка
Из-за стенки тихо сочится.
Боль живёт под левой ключицей,
А во сне только снег и море.
Надо плыть до первого камня,
Чтобы сдать зачёт по истории.
Отчего такая тоска меня
Догнала, за плечо схватила?
Камень дразнится, уплывая;
Не догнать – кончаются силы…
За окном в снегу – мостовая,
Чтоб закрыть глаза – и во сне
Босиком ступить прямо в снег,
И пройти легко, аки посуху,
Прямо по снегу,
Прямо по снегу.

Всё спутано и переплетено:
Спят ласточки в гнезде
под зимней кровлей,
Поломанное спит веретено
С коричневым пятном
засохшей крови.
А многоженец с синей бородой
Отныне толст, ленив и моногамен —
В болоте ищет ключик золотой
И кукол вешает на стенку
вверх ногами.