Михаил Юдсон - Лестница на шкаф. Сказка для эмигрантов в трех частях

— Эй, дядя, у тебя картинки есть? Покажь… — протянул кто-то.

И. показал выколотые под мышкой «топорик»-семерку и «перевернутый стул» — четверку.

— Мы вам татуировочку-то логически закончим, довершим Великий папирус… Ну-кась, дайте иголочку…

— Осталось нолик тебе клино вписать — рубец Мудрости, шрам храмовый — внутри, значит, то, что мы знаем, а снаружи — непознанное… А в нотате все нули!

— Мы тебе знак знания нанесем, окружность Мудрости — эфесом украсим!

— Щитдавидное железо! Обугленный кружок! Погоди, шкет, Мудрецом будешь…

— Нуль в квадрате, а тот в оном — Второй Храм в Эфесе! Терпи, парх, этнархом станешь…

— Во-от… Вот и ладушки… Теперь на тебе «число Завета» — и ты с народом. А то беда индивиду одиноко торчать в библиотеке, переливать в порожнее. Вот в Книге вообще нет «Больших Букв» — все дружно в обнимку бегут по лужам строк…

— И человек от Давида придет не один, а массшиахом, и у Магарала (а он от общей каши-магары) клево уловлено: «Один не относится к счету, и начало ведется от двух».

— …5, 4, 3, 2… Старт! Лети!

— Все мы на одном плоту мезузы! Акт единения и каменения! Всемь Мудрецов в одном тазу! «Очко» одно на всех, зато и очереди нет…

— Лады, дадим тебе бомбец… Для друга говна не жалко! Лети, сбрасывай!

— Главное — смочь нажать на «спуск». Тут когнитивный аспект важен. Досознательное не проканает…

— Когда ты налегке спускаешься с горы в нижний город, на подол за камнем — вот тут-то и ощущаешь себя не физически мощным туповатым скифом-губошлепом, а отдохновенным пархом-махолетом, существом мыслящим, несущим невесомые доски. Спуск — вот путь Зуз. Безумно возалкай паденья! Лети!

— Дерни рычаг сброса — а потом уж пей-страдай, поминай нильса, рефлексии как с гуся записывай: «Что вы при этом чувствовали? — Легкое дрожание крыл аппарата».

— Вот был бы ты не И., а Б. — что тогда? Поднял бы камень рубильника? Испепелил?

— Да-а… Если бы да кабы… Если у бабушки вырастут крылья, она будет лебедушкой…

— От пошлой суеты земного бытия — лети в колымосковские края! К оседлому небесному приюту! Раскинь крыла, кинот — спой с высоты про свой народ!

— Подкинь помет! Они тебе подколку про ермолку — ну и ты им заряжай жердиной по шеям! Да связки не порви!

— Колымосква, вид сверху — заснеженная равнина… Из кабины, в «консервах», через лопасти пропеллера…

— Оно и видно. Можно им хлебушка покрошить. Пусть лопают!

— Лети с облегчением — уф! Кинь и отвернись. А куда упадет — это другое… Жилы и сухожилия…

— Вылетицы у нас, как из пуцки!

— Поешь спецмацы перед полетом — и лети, Сокол Гор!

— Полетишь в вечность, чтоб ты знал. А вечность — это категория, рассеченная мечом серафима. Скол скал.

— Ой, мой бог, земля, земля, я забыл позывные — я кто? Ты — Сокол, шлимазл! Го-гор! Га-гар!

— Причем вечность не есть нескончаемость, бесконечность — а просто нечто, длящееся достаточно долго. За этой проявленной вещественной вечностью причудливо катится следующая, скрытая, и далее несчетно — числом семь…

— Лети! Явись с небесными облаками! Приподнимется скучающе над снегом милая русая головка, качнутся прекрасные и равнодушные глаза… Услышишь шум ли крыл мушиных лепешка, о, Колымосквы…

— И, кстати, семера, семерик, семь сотворений, символизирует, так сказать, упорядоченность чуда, а ты, Восьмой, — это уже выход за пределы, прорыв! Восемь дней не угасало масло, и в будущем Храме левиты будут бряцать не на семиструнных кинорах, а на восьмиструнках-трехрядках…

— Восстани и лети! Дни Трепета Крыльев Языка! Парх поднимется из праха, финикс — есть такая птаха, она песенки поет, а мы вышли из пустыни с разговорами пустыми и устоями простыми, краток лесенки пролет…

— И по ней подымаемся все мы, застигнутые концом, мы, последние на земле… И ангелы с ладанками на снурке снуют вверх-вниз с разносными Книгами…

— Значтак, надевай гермошлем, башка, и лети в Москвалымь на шкаф — расскажи, этажерка, энтим шифонеркам про лестницу в небо… Хрясть по душам!

— В мозаике Спасителя пригрезились, пригрелись — лети и стая! Явление хряста Яхве!

— Пойми, иделе, стать настоящим пархом, стать вполне пархом — значит только стать братом всех людей, всечеловеком…

— Вот слетаешь, сбросишь излучалку — получишь приставку «фон» к фамилии. Смотри только, они снизу спьяну каменья кидают — собьют…

— Помни, откуда приполз, куда летишь и пред кем дашь отчет. Дай им понять! Намекни о вечном примирении и о жизни бесконечной…