Михаил Юдсон - Лестница на шкаф. Сказка для эмигрантов в трех частях

«О Ты, Слово Из Четырех Букв, которое мы чтим! — мысленно воззвал привязанный Илья, пытаясь хотя бы обозначить раскачивание, обязательное три подаче челобитной. — Спаси, а главное — сохрани! Заин шель захав!»

И вы знаете — было услышано.

Крышка люка внезапно приподнялась, поддетая бердышом, и сторожевой скопец сверху крикнул:

— Базилевс с прогулки!

Все без промедленья пали ниц. Показался, застив свет, толстый зад, обтянутый полосатым ватным халатом, — такой очень самодостаточный, автономный Зад, по чину никак не меньше упразд-майора — и, сопя и кряхтя, принялся спускаться в родимый зиндан. Достигнув дна, Зад распрямился и оказался моложавым убеленным жирняком в сарачинской шапке, с мучнистым лицом, узенькими припухшими глазками и тонкими висячими усами в виде подковы. Посапывая, он вальяжно устроился на высоких подушках под широким, во всю стену, изъеденным ковром, изображавшим взятие Измаила на кораблик. Тут же к нему подполз рыжий старейшина Шмутке и с поклонами стащил с него промокшие чувяки:

— Гуляли, базилевс-башка, проветривались? Ножки, гляжу, промочили…

Он моментально приволок сухие шерстяные носки и узорные тапки с загнутыми носами.

Еще один рыхлый обрюзгший скопяк с надписью «Старейшина Убеляр», странно выстриженный — с одиноким чубчиком на темечке, поднес пиалу с чифиром. Базилевс принял пиалу растопыренными пальцами, крепко посолил, размешав длинным грязным ногтем, и стал отхлебывать. Пахло топленым песцовым жиром. Хлопцы-скопцы для увеселенья спевали — тонкими голосами тянули тоскливо: «Чому ж я не хочу…»

Базилевс дохлебал, рыгнув, кинул пиалу в угол, высморкался в край халата и принялся разглядывать Илью.

— Это кто ж такой, станишники? — пропищал он недоуменно.

Одноухий Хох-дежурный выступил вперед, приложив ладонь к персям:

— Так что новичок, базилевс! Новоспасенный, зараз поймали. Чечако!

— Какой-то он хилый… — с сомнением бормотал базилевс. — Да пятнистый… Чего-то он мне… Глаз-то у меня наметанный.

— Явный москаль, базилевс-башка, обратите внимание на форму очковой оправы, на окрас…

— Сам вижу, — брюзжал базилевс, пялясь на Илью. — Неудачный экземпляр. А подвид какой? Промеры делали?

Старейшина Шмутке сорвался с места, извлекая на ходу из наколенных карманов матерчатую рулетку и бронзовый штангенциркуль. Он измерил длину носа Ильи, высоту горбинки, поскреб колючую желтушную чешую, подул зачем-то ему в ноздрю, сверился с какой-то замасленной таблицей и изрек:

— Жидец одногорбый чешуйчатоносый.

— Ну-у, это зачем же нам такое? — заныл базилевс. — Это что же за добычу вы принесли?

— Не вели казнить, базилевс-башка! — хором завыли скопцы. — И детям закажем!

— Да вы сами поглядите на него — это же мерзкая нерусь, у них же семь пальцев! Господь не желает их спасенья. И нам не надобен! Пусть как есть остается, гибнет… (Илья обмяк от радости). Пояку науськано: «Спасай Расею!», но там же: «Изжог жидов!» Еще не хватало ейную расу разводить!

— А куда ж его, базилевс, ежели использовать нельзя? Куда прикажете?

— Да чего с ним чикаться, ну отправьте на станцию Березань, к Мелкину… — башка повел дланью. — Старейшина Кугель, распорядитесь!

Илья задрожал членами. Вот и каюк! Вот сейчас и потащат, сатрапы, выводить в расход, на корм песцам. Привяжут по обычаю к верхушкам елей да отпустят.

Но в эту минуту разверзся люк и стражник сверху нерешительно доложил:

— Не гневайтесь, базилевс, тут из лесу, понимаете, пахнет нехорошо. Чую я.

— Точнее!

Стражник громко потянул носом:

— Человечьим духом, базилевс… Я бы сказал, не к ночи будь помянуто, — семенной жидкостью, причем, вы знаете…

Он вдруг завопил:

— Эге, да вон же они крадутся! Вижу живчиков!

Илья взволнованно заворочался на лавке. Не-ет, мальчик не сбежал, а — сбегал за подмогой и привел наших к логову!

— Атас! — решительно завизжал базилевс.

Скопцы с ножами в зубах один за другим быстро карабкались вверх, хватаясь за скобы, и исчезали в открытом люке. Оттуда немедленно понеслись боевые крики, звуки месива, лязг железяк — звоны битвы.

Ох, вовремя подошла помощь, подоспели песцы гнезда Ратмирова!

Тут крышка люка, кем-то задетая, снова захлопнулась, оставив связанного Илью наедине с толстозадым верховодом.

— А ведь желал единственно добра и исключительно мирным путем! — горько пожаловался базилевс, умащиваясь на подушках. — Так разве ж оценят, взять хоть вас, например, — зашли погостить, чай да соль, приятно беседуем. А нешто они поймут, юнцы эти — со льдом в очах и сердце, эти грибные исчадья в гимназических шлемах… Чуть что не по их — сразу крушиловка!