Михаил Юдсон - Лестница на шкаф. Сказка для эмигрантов в трех частях

— А чего аразы вдруг с цепи сорвались?

— Вдруг! — фыркнул Хранитель. — Вдруг бывает факелцуг. Остальное имеет причину плюс личину. Коль скоро аразы возбухать стали, хвост задрали да восстали — значит, надо определить, кто организовал это хвосстание. Кому на руку, точнее, под ногу… Короче, четко вычисляется Авимелех.

— Замполено?! Эх, ни сном ни духом…

— Плугом прет, лемехом… Хоть ирода ему в борозду клади… Подкованный, горячечно честолюбивый. Возжелал, моська, жезла Южного Владыки! Омелехуев вконец, решил свалить полковника Леви. Мол, дряхл. Устал, старпер, аразов распустил. Под зад его! Пихай! А тот ахронт (кадровый гиревик, ловко изображающий рамолика) сам тоже не промах, вырыл яму — тут сраженье, а Стража разбежалась! И кто им вождь — ахиор недоделанный? Кто это у нас отвечает за дух и волю? Кто это у нас такой умный, как наш ребе потом? Ремня щенку по попке! Но главное-то дело, главный, глядь, калибр — это начпрод, набожный выжига, зампотылу Рувим (совсем ошалел — вообразил себя казначеем Лазаря, ему, мол, только свистнуть и денег не будет, точнее, станут наши), который чуреки в Сад сплавлял зачерствелые — вот уж поимел прибытку! — и, заметая следы, исхитрился на чужих горбах — спалил Склады, нагрел руки и концы в воду… Тут многое сплелось — брюзгливый возраст одного, невозданность второго, сребрострастие третьего. Взять тайный худосочный «Южный Союз Стражей» Авимелеха — свободные, блюх, офицеры! — представь, несколько прапорщиков хотят изменить весь быт казармы. С них станет, скудных… Заговор в августе, в самую жару! Я не говорил им, что они дураки, — бесполезно… Собачатся, барбосы! Так они, манжеты засучив, за аразов взялись, снизошли. Повесить как следует не могут, а лезут… Вместо того чтоб пустить тех на шапки… Ну, а те самые, вольные шавки, и рады пошуровать, подломить миропорядок — им только свистни, растолкай, порывай! Хотя утушенное, но в тепле тлеющееся паки возгореться легко возможет… Это же самоочевидно. А отсюда следует, что аразы шли по наущению Авимелеха… да еще полкаш Леви подбил их бунтовать… слепым оружием Рувима… Ну, и ваши, Иль, пышущие «Боевые листки» над Садом разбрасывали — с целью воспламенить… Заварили кашу… Эх, дружина «Барак», Лазарь ее растак, молниеносный наш легиоша…

— Замысловато, — удрученно покачал головой Иль.

— Но на самом деле… — поднял Хранитель строгий палец, на котором рос перстень с желтым прозрачным камнем в виде жука (и перстень Иль опознал — его личный это был перстенек, с запоминающим речи «глазком»-секретом, а ведь поликратно пытался сбыть с рук подальше, да закольцовано все, в лаг). — На самом деле приключилось все куда иначе. Известная кому надо Охрана Стражи, откуда, собственно, я и взялся, давно, признаться, вострила глаз — провести учения муштры, проверить «злую мудрость» горнего Главврача — что лишь испытания, муки, страдания закаляют Стража, побуждая к очищению и развитию. Учебная боль. Мазопереэкзаменовка Сада. Вот и пришлось мне подсуетиться, тряхнуть мошной… сподвигнуть… Проба, нужно. Вижу, могу. А аразы — это ничто. Химеры, точно. Подвижные игры… Вот так-с оно обстоит, насколько могу судить, скорей всего. Выслушали? Можете теперь в боевой листок заметку настрочить — се эссе — «О победах и одолениях», свою версию — с посвящением какому-нибудь Феофилу…

Хранитель озорно подмигнул Илю, наклонился, озираясь, поближе и доверительно добавил:

— А вообще, если строго между нами, затеяла весь этот махач сопливая аразская девчонка — оборванная, прыщавая, ледащая, припадочная. Привиделся ей, пасущей и заснувшей, умаясь, на жаре, на мшистых камнях, Св. Махмуд-ака и молвил он: «Иди и сними осаду с Сада!» И послушалась оно этого… Вокруг девки сразу стало собираться войско — сброд всякий, обкурившийся горькими корешками. И поперли сдуру ума, как на аркане повело… Саму битву помните?

— Помню — огонь пачками, — задумчиво сказал Иль. — Исправно пылал с четырех сторон — чувства, радость, мир, огонь… Причем не из привычного куста, не столбом, а — из ладони лучи. Как это?

— Да ничего особенного, именно что обычный «удар огнем». Все пархи, если припрет, этак могут. Огонь гоненья! Добывается трением большого и указательного пальца. А на Москвалыми у язычников это получается, когда резвой толпой в капюшонах с прорезями, помните — «елочка, зажгись!» Просто вам не доводилось…

— А почему снег не падает? — вдруг тоскливо спросил Иль, задрав голову к декоративным хлопьям.