Михаил Юдсон - Лестница на шкаф. Сказка для эмигрантов в трех частях

Разномастная толпа, размахивая лапами и воинственно выкрикивая, перетекала от бараков к «запретке» и обратно, волновалась как несомая в грозу параша, одурело бурлила. Смотр сил! Маскарад! Иль, прищурясь, пытался определить «цвет». Вон строгаля приковыляли, колодники — серьезная публика, у них «шпоры» вшиты — металлические шарики, кусочки рубленых гвоздей: «Всех возьмем на кракалыгу!» Тащат ржавые «палаши» — кремневые огнестрелы — домотканых времен Мандата, выкопали из выг-ям, еще в окаменевшем дерьме. Уязвительное оружие! Рядом «немые» — каста громил, губы закручены колючей проволокой: «Не хочу с псами-пархами разговаривать!» (какой-то, перехлестывая, глаз заштопал). А там что за сморчки в черных платках сопливых на лицах — неужто «фунды»? Группа в сводках проходит как распавшаяся, но, видно, на зиму залегли, поганки, и враз вылезли. Вот тот варнак у них с двумя связанными палками очень опасный, бузотеристый, заводчик делу — такой косиорг… Рабби Акива не зря утверждал, что всего страшней укус костистого осла, славящего слам! В задних рядах брыкаются, пробиваясь поближе, — то ли это «Преупрямые муллы», то ли «Мученики Сада», отсюда не разберешь. Эти в один голос исповедуют, что если вызвавшихся обкурившихся оголтелых мюридов обмазать жиром двугорбого и погнать голыми напролом через «запретку», то они станут невидимыми — и вырвутся. Сомнительно.

Нарисовались множественные раздробленные объединиловки, и стар и млад, брал на карандаш Иль. Подчеркиваю — гады не гомогенны, у них промеж собой своя грызня идет, усиливая внутриаразское давление, распирая Сад. Присутствуют скромно, не выделяясь, лояльные шакалады — наши прихвостни. Да, есть и такие, тоже разношерстные. Был такой Рогалик, страдал он, кажется, сколиозом — талантливая личность в своем роде, шестерик не робкого десятка, донесения придумал класть в дупло. Благодаря ему хитростью были добыты знаменитые подметные «дощьки исламбека» — дощечки с подлыми призывами: «…и то Садо, а такожьде поприе тое сожегнено, и прах и пупелы, бо крв оцы…» Так этот Рогалик у аразов выдвинулся даже. Между иными гадами иройски! Разрушал замыслы. Потом его зарезали…

Иль втянул ноздрями воздух. Дым в Саду, дым с гарью — как авраамов столб до небес над горой — светлеет в вышине. Беснующаяся вокруг вышки шобла. Причем шумные какие — решительно страх и ужас потеряли, будто последний костер раздувают. И пылающие склады, авуары Рувима. Почему горенье? Случайная искра (а жизнь-то наша вообще, эх-ма, биг-банг, гибь-гнобь)? Система зеркал у аразни заработала, довертелись? Но им же самим это не в жилу, им по верованьям с огнем сидеть нельзя… Странно. Обычно араз смирно пасся в массе, не помышляя о восстании. А тут такой госет! И почему сигналов нет с других вышек — где остальные Стражи, боевые товы, шантрапа из «гелиотропов», клоуны из «гладиолусов», все эти лошаки-обормоты? О, ослушники вислоухие! Первое приходящее: «Очередной фарс Сада, малый погорелый театр, вампука рутинная — отсюда и тишь с фасада кругом». Чуть позже, панически: «Уехали все, смылись, а про меня забыли, бросили на растерзание тем самым. А те самые набросятся, всадят в мякоть по рукоять — и уйдешь из Сада в Пустые Пространства, под Шкаф… И следа не останется. Ни холмика на земле, ни дыры в небосводе. В лучшем случае в журнале наблюдений поминально упомянут: «Иль Тишайший, участвовал в подавлении Якирского возмущения аразов в лето 54-е, сложил буйну голову…»»

Тут Иль увидел Яшу. Он не поверил глазам. Яша, служитель Стражи, обязан был быть на своей вышке, в другом углу Сада, но вместо этого — нарушая святость Устава! — находился внизу и яростно продирался сквозь заросли к ограде, целеустремленно волоча за собой по траве большой черный пластиковый мешок, явно тяжелый. Вот так прыть, удивился Иль, стырил что-то, хотя что тут тырить? Эк пластается, проказник… Яша на ходу совершал какие-то безумные подпрыгиванья и ликующие приседанья, и даже вскакивал на мешок и попирал его.

Перезанимался, решил Иль. Что вообще известно о Яше? Известен своей праведностью… ну, двуногий цитатник, при нем перевели «Устав» обратно на арамейский… осторожен до дрожи, почему и заслужил прозвание Без — ничего подозрительного, без сучка и упрека.

Высокая трава скрыла Яшу, сомкнувшись за его спиной. Иль, хоть и глупо, весьма взбодрился — все друзья здесь, никто не подорвал, выйдут на связь, припрут на подмогу верные товы, святогоры — смельчак Марк, разумник-звеньевой Матвей, служака Яша. Вся казарма сбежится — триста и еще восемнадцать. Справимся с невзгодами. Да и Лазарь велик, пособит, не даст сгинуть — как я бы сделал, будь я Он, — и создаст перекати-камень, и поднимет, и на аразов обрушит, и так не раз… Подопригора! А может, они и сами, шантрапа, пошумят и разойдутся — посидеть, подумать… Заползут под вязы, в прохладу…