Адольф Мушг - Счастье Зуттера

— Зачем ты мне это рассказываешь? — спросил Зуттер.

— Затем, что ты должен взглянуть на почтовую открытку. По-твоему, скабрезная? Нет, чистейшая невинность и голая анатомия. Девочка продемонстрировала мне и то и другое. Эзе, ну при чем же тут мы? Разве мы создали человека?

Тетя, — продолжал он, — в восемнадцатом веке была женой священника, которого звали Лангхас. Так вот говорят, что жена его была красивейшей женщиной в округе. Скульптора звали Наль, он был пруссак датского происхождения, известный мастер, сбежавший от Фридриха Великого. Владельцы замка Хиндельбанк заказали ему надгробный памятник своему отцу — мошеннику, каких поискать, — полководцу, воевавшему то на одной, то на другой стороне, продававшему своих подданных тому, кто больше заплатит, менявшему веру, как меняют жен, и ставшему бургомистром старого Берна, который он довел до краха. Истинно художественная натура, Наль высек ему такой надгробный памятник, какой он заслужил, помпезный, в стиле барокко, как раз то, что надо, изобразив на нем всех добрых духов древности отвернувшимися от него. Но затем понадобилось сделать еще один памятник, той, которую скульптор предпочел бы видеть живой. Это была прекрасная жена пастора. Она скончалась во время родов накануне Пасхи, вслед за ней умер и ребенок. И в этом памятнике, Эзе, он дал волю своим чувствам и сотворил чудо воскресения. Он изобразил прекрасную покойницу и щель, из которой появился ребенок. Могу поспорить, что при этом он испытывал к ней влечение. Малышка верно разглядела, что ее тело просыпается, и решила воспользоваться моим инструментом. И с тех пор, Эзе, она на меня и смотреть не хочет. Вот уже восемь лет я для нее пустое место.

Зуттер взглянул на собеседника, который был весь в поту и обезьяньи глаза которого выражали муки творения. Впервые он увидел в нем художника, от которого отвернулись все добрые духи.

— Она читает твою книгу, — сказал Зуттер, — выучила ее почти наизусть.

— Какую книгу? — удивленно спросил фон Бальмоос.

— Византийский сонник, который ты ей подарил.

— В самом деле?

— И чем же ты теперь занимаешься? — спросил Зуттер.

Йорг заметно оживился.

— Забочусь о нашем деле. Оно процветает. Лео создала школу, число ее приверженцев растет, трубы дымят, а дышать хочется всем. У нас появились филиалы в пяти странах. Мы дышим глобально. В конце две тысячи второго года мы создадим Open Air for Breath [54] Чистый воздух для дыхания (англ.). в Айерс Роке [55] Гора на юго-западе Австралии. Место паломничества туристов. , фантастический центр энергетической подпитки. Мы изменим мир, он в этом нуждается. — Йорг криво усмехнулся. — «Шмели» живут, Эзе, и многие ветераны вносят свою лепту, не только твоя Руфь.

— Руфь? — удивился Зуттер. — Она состояла в вашем союзе?

— Ну да, ты же ее знаешь. Всегда платила раньше других. Сегодня деньги поступают регулярно, но тогда, в самом начале, и несколько сотен тысяч были серьезной суммой. Лео рада, что могла помогать Руфи — вплоть до последнего дня.

— Ага, — сказал Зуттер.

— А теперь расскажи о себе, — попросил Йорг.

— О чем тут рассказывать? Вот думаю, что делать дальше. Я оставил машину в долине Фекса.

— И спустился сюда на дрожках?

— Хотел освежить память о прошлом.

— В таком случае я отвезу тебя к твоей машине.

— Я лучше пройдусь пешком.

Лицо Йорга потемнело.

— Эзе, — сказал он, — есть еще кое-что, о чем тебе надо знать.

— На сегодня я узнал достаточно.

— А вот и Ялу, — сказал фон Бальмоос.

Она и в самом деле шла к ним, так стремительно огибая группы сидящих в мягких креслах людей, что ей приходилось придерживать руками светлую накидку, а складки на платье, казалось, не поспевали за ее движениями. Все в этой маленькой женщине было каким-то опрометчиво-торопливым, но при этом никак не сказывалось на ее достоинстве; подбородок, веки, волосы, накрашенные светлой помадой губы — все в ее лице было несколько чрезмерным, даже тяжеловатым. Зуттер не видел ее со времени судебного процесса. Выглядела она женственнее, чем восемь лет назад, но эти годы сделали ее подвижнее, почти омолодили. Теперь он впервые услышал ее высокий, слегка певучий голос, она строила фразы точно, с долей искусственности, но ее немецкий, если не считать напевной интонации, уже никак не выдавал происхождение Ялуки. Она вся сияла, стоя перед Зуттером, который тоже поднялся со своего места.

— Господин Гигакс! — воскликнула она.