Наталья Кременчук - Смерть на фуршете

— Что вы шипите, как поляки. Фикшн, нон-фикшн … Скажи еще: сюр-фикшн ! Нет таких слов в русском языке!

— Уйди, чистоплюй несчастный! Посмотри, где тут у них коньяк. Шампанское уже видеть не могу.

— Ягоды с шампанским. Стерлядь с икрой. Конвертики с жареным зайцем. Особенно эти, конвертики, душу тронули…

— Почему я не видел зайца в конвертике?!

— Да не здесь! В Кремле, по случаю.

— Жареный заяц по случаю?

— Нет, был по случаю. Заяц, я думаю, там у них каждый день. В Георгиевском-то.

— А ты у нас теперь в Георгиевском?

— Ну, не каждый день Общественная палата заседает…

— Заяц, по случаю, не рогатый?

— Почему рогатый? Лучше михайловский.

— Кремлевский. Рогатый. Михайловский… Сложить всех этих зайцев, может, и будет толк.

— Да, сложение-вычитание …

— Ягоды с шампанским. Стерлядь с икрой. Конвертики с жареным зайцем…

Взгляд мечтательный, задумчивый.

— А она мне говорит: «Сейчас все пишут». Да как она смела равнять меня со всеми! Я не все, я, может, другой .

— Другой работает без устали, бегает, суетится. Не поработает, так и не поест.

— Где-то я это уже читал… Про всех и других…

— Нигде! Я — единственный. Я не все!

— Сейчас редактирую одного испанского… м-м-м… чудака, из которого наши издатели хотят сделать нового Поэльо…

— Коэльо, Гарик!

— Ну да. Просто я перед этим редактировал кулинарную книгу. Ты же от меня ее получила…

Мимо них спокойно, величественный взгляд орла, прошел Глеб Морев. Трешнев уже показывал ей этого академика-исследователя Академии фуршетов. Именно он поднял в своих трудах проблему «критической фуршетной массы». Кажется, сегодня ученый муж получит немало свежего, хотя, может, и однообразно свежего материала.

— Паришь и воспаряешь над своими замыслами и помыслами, а река времен между тем несется бурным потоком… Кто знал, что такое произойдет именно с Горчаковским! Ведь наш «СПbook» накануне ему сделал очень интересные предложения, и он обещал приехать и обсудить именно сегодня, как раз под крышей «ПушДома».

Услышав это у себя за спиной, Ксения застыла в ожидании продолжения.

— А как же его «Бестер»?

— Там у него начались проблемы… Во всяком случае, он принял наше предложение почти что с радостью. И вот на тебе! Потеряли раскрученный бренд.

— Ты имеешь в виду его проблемы?..

Увы, ответа не последовало.

Умиротворенный гул всеобщей литературной болтовни вокруг раздробили крики. Чем-то знакомые, звуком напоминающие вопли гиппопотама — то возвышающиеся до любовного призыва, то ниспадающие до рева раненого гиганта.

И здесь Камельковский!

И здесь просчитался!

Караванов, как видно, извлек уроки из стычки в Евро-Азиатском литературном клубе и подготовился основательно. Теперь он словно дирижирует симфоническим ревом Камельковского, размахивая перед ним своим планшетником, впрочем, на расстоянии, для планшетника безопасном.

Говорить Воле приходилось довольно громко. Его видимая цель — привлечь к этому конфликту как можно больше зрителей и добиться того, чтобы суть происходящего они поняли.

В этом ему активно помогал Трешнев. Стоя рядом с Каравановым, но спиной к нему он, по всему, давал объяснения литературным зевакам.

Наконец Камельковский, сообразив, что дальнейшее его пребывание в центре концентрирующегося внимания ничего хорошего ему на будущее не обеспечит, с агонизирующим ревом устремился к выходу.

Они с Инессой подошли к бойцам за справедливость.

— Ну что, — с иронией обратилась Инесса к Трешневу, — доконали дедушку?

— Этот дедушка еще простудится на наших похоронах! — с наигранным гневом воскликнул академик-метр д’отель, но, заметив, что созерцавшие происшедшее пока что не разошлись, заговорил совсем спокойно: — Дамы и господа! Приносим извинения за некоторый шум, возможно отвлекший вас от основных событий этого мероприятия. Вы наблюдали всего лишь попытку разрешения производственного конфликта между генеральным директором и владельцем издательства «Парнас» товарищем Донатом Авессаломовичем Камельковским и бывшим главным редактором оного Владимиром Федоровичем Каравановым. Товарищ Камельковский, задолжавший своим работникам и авторам, по самым скромным подсчетам, более миллиона рублей, не только всячески увиливает от справедливой оплаты, но и пытается найти удобные площадки для новых авантюр. С чем и прибыл в литературный Санкт-Петербург из Москвы, которая возмущенно гудит, обсуждая его мутные подвиги. Мы с Владимиром Федоровичем лишь публично разорвали ту паутину, которая плелась здесь по ваши творческие планы и свершения…