Наталья Кременчук - Смерть на фуршете

— Видим, неподвижно полулежит между унитазом и стенкой Горчаковский, голова набок, а из шеи торчит загнанная по рукоять фуршетная шпажка. «Удар в сонную артерию», — сказал кто-то из незнакомых парней. «Наповал», — сказал другой.

— Кровищи небось было!.. — при этой своей реплике президент Академии фуршетов смотрел на мясное ассорти, собственноручно им созданное на тарелке.

Трешнев заерзал на своем месте: наверное, представял, как реагирует холтер на эти подробности.

— Как раз нет, — возразил Егор. — Совсем немного, хотя, сами понимаете, мы не вглядывались. Я вслед за официантом тоже побежал звать охрану, а они тут как тут. Задержали и меня, и парней, и еще одного, как раз в туалет вошедшего.

— И кто эти парни оказались? — спросил Караванов.

— Осветители из телевизионной группы, стопроцентное алиби, как и у меня. Хотя нет, у меня не совсем. Ведь когда эта тройка вошла, я руки мыл. Так что и отпечатки пальцев у меня сняли, и про то, как я в соус на тарелке Гаврилы влез, письменные показания давал… И ребята мое алиби подтверждали.

Так как официальная часть собрания была завершена, включили большой плазменный телевизор, висевший над залом. Шли новости, и блок событий культуры открылся сообщением об объявлении длинного списка премии «Эволюция».

Дядя Петя, уже полчаса спокойно склоненный над чашечкой эспрессо, улыбался в бороду, довольный такой расторопностью журналистов. Ксения неожиданно увидела, что она тоже попала в хронику фуршетно-премиальной истории: репортеры показали не только членов президиума Академии фуршетов, но и ее с надкусываемым блинчиком на вилке.

Затем в кадре появилось знакомое всем россиянам лицо Дениса Димитрова с какой-то газетой в руках.

Димитров с деловитой обстоятельностью, переходящей в обстоятельную деловитость, рассказал о том, что решил обновить традицию, которую во времена Николая Первого в России насаждали реакционные журналисты Булгарин и Греч. Как и они, он взялся за нравоописательный роман-фельетон, который с грядущего вторника, то есть с завтрашнего дня, начинает печататься с продолжением в номерах «New-газеты». Но, в отличие от охранительных сочинений, его новый роман «Смерть на фуршете» будет иметь ясно выраженные социально-критические черты, основанные на традициях антисамодержавной сатиры Салтыкова-Щедрина. С усталой монотонностью капли, падающей из неисправного крана, Димитров попинал напоследок верховную власть и сгинул с экрана, но лишь для того, чтобы возникнуть на другом канале, в своем авторском цикле для пенсионеров, и поведать слушателям-зрителям об антисталинском подтексте в либретто советских опер.

Борис, в легких джинсах и майке, ничего официального, появился точь-в-точь в ту минуту, когда, после прослушанного о свершающихся творческих планах Димитрова, академики Трешнев, Караванов и Ласов ошарашенно смотрели друг на дружку.

— Что опять стряслось? — Борис, поцеловавшись с Ксенией, переводил взгляд с академиков на нее и вновь на академиков.

— Димитров начинает публиковать роман «Смерть на фуршете», — пробормотал первым пришедший в себя Караванов.

— А, это… — махнул рукой Борис. — Его с утра показывают. Я уже послал к нему своего помощника с повесткой. Интересно будет узнать, как это сочинение связано с убийствами.

— Но про отравление Позвонка он не знает, — не без горделивости произнес президент.

— Да. — Борис сел за стол. — Чем кормят фуршетчиков сегодня?

— Стерляди, во всяком случае, ни в каком виде нет, — заметила Ксения. — Но зато остальное!.. Приятного аппетита!

Борис взялся за приборы:

— Со смертью этого… Позвонка много интересного. Он действительно отравился стерлядью, принесенной им с фуршета. Но почему она оказалась отравленной? Причем особым ядом…

— Каким? — спросил президент.

— А вам это надо? — Борис удивленно посмотрел на Алексея Максимилиановича. — Лишняя информация обременительна. Поэтому коротко. Рабочая информация. Яд очень специфического происхождения и не менее специфического действия. Профессионального действия. Пока что мы точно знаем, что Владимир Феофилов, или, как вы его называете, Позвонок, ушел до фуршета.

— Прихватив стерлядь! — уверенно заявил президент. — Мне же сказал Амазасп Гивиевич.

— Она что, валялась на пути его следования? — Борис, въевшийся в яства, предложенные дядей Петей, произнес это невнятно, — рот набит — но с твердостью следователя, знающего, зачем он задает вопрос.