Наталья Кременчук - Смерть на фуршете

— А трижды академик?

— Он стихи не пишет. Хуже. Пишет миниатюры в прозе. Одну в месяц, не чаще. Лауреат нескольких премий, в том числе международных, для литературных миниатюристов. Но это не кормит совсем, а фуршеты… Видишь, как они кормят… — Клюшников и Стахнов медленно брели вдоль пустых белых столов в тщетной надежде найти что-то съестное. — Так что и ему остается только негритянство-афроамериканство… Конечно, это конфиденциальные труды. Всем нам в договорах прописывается особый пункт на этот счет…

К ним подошел уже замеченный прежде Герман Гурьевич Полоскухин. Поздоровался, бросив особый взгляд на Ксению. Судя по рассказанному о нем, профессору было странно видеть незнакомое лицо в родной среде.

— Хотя и отношусь я к Берестовскому как к политэмигранту и моя святая обязанность шестидесятника поддерживать тех, кого пинает власть, — он все же идиот. Если ты сам пьешь только вино, поинтересуйся у своих помощников: может, они тебе расскажут, что в стране, где ты родился и прожил много лет, большая часть взрослого населения пьет не вино, а водку! Это же надо было такое отчубучить: ни одной бутылки! Форменный идиот!

При этом Полоскухин держал в руке полувыпитый бокал с красным вином, и по характеру речи было понятно, что этот бокал для него — не первый.

— А может, Герман Гурьевич, это не идиотизм, а садизм? — с кротостью во взгляде предположил Трешнев. — Выпьете, мол, на халяву и вино!

— Может, и так, — задумчиво проговорил Полоскухин. — Хотя на вино он не поскупился.

— Сбрасывает залежавшееся-застоявшееся, — гнул свое Трешнев.

— И не говорите, Андрей, — махнул рукой Полоскухин. — Выпью еще с академиком Стахновым и с Аркашкой да и пойду…

— Ну, если даже Полоскухин без принуждения уходит… — протянул Воля.

— Пойдемте, ребята! — попросила и Ксения.

— С Маришкой так и не повидались! — с тоской произнес Трешнев. — А ведь договаривались…

— Ну не видно же твоей Маришки! — с раздражением воскликнула Ксения. — Наверное, прячется от этого позора со своими норвежскими парламентариями!

— Вот это ты совсем зря! — возмутился и Трешнев. — Она, что ли, за это безобразие отвечает?! Музей Берестовскому только площадку предоставил, небось под его щедрые посулы. А когда Маришка накрывает, гостей на машинах развозят: своими ногами сил нет — от переедания. Подтверди, Воля!

— Да… — вздохнул Караванов. — Сюда бы хоть одну тарелочку с ее фуршета. Нам бы хватило!

— В конце концов, у меня кое-что есть в сумке! — взбодрился Трешнев. — Пойдем поскорее!

— Андрюша, вы что, уже уходите?! — легка на помине, трешневская однокурсница Маришка стояла перед ними.

— Мариша, а где же норвежцы? — ответил Трешнев вопросом на вопрос. — Может, привезли с собой хотя бы норвежской селедки, а то здесь совсем закусывать нечего?

— И не говори! Стыд кромешный! Норвежцев потихоньку увезли восвояси кормить в какой-то ресторан. Норвежцы уже в прошлом. — Дама оглядела пустынные столы. — И ведь народ подумает, что это мы жлобимся! Хорошо, у нас Берестовский проводит в последний раз…

— Говорят, что эта церемония у него вообще в последний раз…

— Как знать? Он ведь как саламандра и феникс в одном лице… Ну, ладно… До следующего года еще дожить надо…

Воля поднес даме два бокала вина — белого и красного, на выбор.

— Мое — это виски, джин, текила, — отмахнулась Маришка. — И те — по настроению. Андрюша, это с Полоскухиным вы говорили только что?

— С ним, сердечным.

— Ведь он пушкинист, хотела у него спросить. Недавно была в Англии, и там мне попалась статья, где утверждалось не что иное, как: да, Сальери повинен в смерти Моцарта, однако он не травил его, а попросту постоянно таскал по тогдашним фуршетам. Но здоровье у Моцарта было не самое крепкое, и австрийская кухня не самая легкая. Так Моцарт и с рабочего ритма сбивался, а потом от постоянных перееданий и перепиваний вовсе загнулся. Вот и хочу спросить у Полоскухина: знает ли он эту версию? Как его величать по отчеству?

— Можно, я тебе за него отвечу? — Трешнев поискал глазами Полоскухина и убедился, что он по-прежнему пытается достичь необходимого для него алкогольного качества количеством выпиваемого. — А потом, если захочешь, подойдешь и сравнишь наши ответы. Во-первых, Герман Гурьевич скажет, что эту версию он давным-давно знает. Во-вторых, заявит, что это полная чепуха и что ее автор сошел с ума, правда, автора не назовет. Наконец, спросит тебя, почему на фуршете нет водки.