Наталья Кременчук - Смерть на фуршете

— Живы?! — раздался сверху хрипловато-густой баритон, кажется намеренно или технически искаженный динамиком.

— Как видите, — ответил Трешнев.

— Да, ты парень с юмором, — отозвался баритон. — Чего мне на вас смотреть? На фуршетах ваших насмотрелся!

— А зачем сюда позвали?

— Сам пришел, любопытный! Но баб-то своих зачем привел?!

— Мы сами пришли! — сказала Инесса. — Взрослые, самостоятельные люди.

— Теперь выпутывайтесь!

— Зачем вам еще три трупа?

— Вы не трупы, а персонажи. А есть такие персонажи, которых обязательно надо убивать.

— Но нас в макулатуру не сдашь! Все-таки центр Москвы!

— А с чего вы взяли, что это центр Москвы?! Вас давно вывезли куда надо.

— Что-то мы не помним, чтобы нас везли куда-то!

— Везли!.. Если нам понадобится, мы не только вас, и Пушкина, и Есенина, и обоих Гоголей отсюда вывезем.

— И что же у вас останется?!

— Жизнь! Жизнь как нам нравится. Пир! Жратва самая такая! Женщины!.. Ну, конечно, кому надо — мужчины!

— Вы забыли про алкогольные напитки, — подал голос Трешнев.

— Все включено. В жратву! Мы живем настоящими ощущениями, не теми, которые вы пытаетесь извлечь из своих маленьких буковок…

— Какие-то вы не те книжки читаете! — в Ксении совсем не вовремя пробудился педагог.

— Мы их вообще не читаем! — Невидимый захохотал, правда, с некоторой натугой.

— Кто вы? Фантомас?

— Фантомас — это в кино! А у нас — литература.

— В такой литературе Фантомас как раз и появился!

— Надоели! Намеки не воспринимаете! Угрозы тоже! Самое последнее предупреждение сделали, но вас ничем не пронять. Так что пеняйте только на себя!

Раздался громкий хлопок, зашипело — Ксения стала терять сознание. Последнее, что она почувствовала, — слабеющая рука Трешнева…

Ксения, очнувшись, обнаружила, что ничком лежит на свежей, молодой, ярко-зеленой траве, а перед ней расстилаются заросли белой медуницы. Было светло, солнечно, хотя и не очень ярко.

Она приподнялась…

«Вот это да!»

Вновь рухнула на траву.

Жива?

Наконец опомнилась.

Жива!

Но — голая.

Голая и живая.

А то, что голая… Значит, родилась заново.

Вновь приподнялась, села, осмотрелась.

Рядом, так же ничком, неподвижно лежал Трешнев. И тоже совершенно без одежды.

Она потрясла его за плечо. Теплое!

— Андрей! Живой?

Трешнев шевельнулся.

Прорычал что-то, не поднимая головы. Может, зевнул?

Но вот и голову поднял, уже привычным для Ксении образом покрутил ею.

— Это же Тверской бульвар! Как… — оборвал сам себя. — Понятно. Ну, можно сказать, родились в сорочке.

— Еще бы она оказалась поблизости… — Ксения сидела так, чтобы как можно больше прикрыть грудь и все такое подобное.

— А где Инесса?! — Трешнев встрепенулся, вскочил, словно взлетел над этим Тверским бульваром, завертелся, оглядывая все вокруг своим близоруким взглядом. Очков, которые он обычно то надевал, то снимал, сейчас на нем не было.

— Вон же… Инесса… — Ксения едва удержалась, чтоб не сказать «твоя Инесса».

Трешнев всмотрелся в сторону той аллеи, куда указывала Ксения, и послушно опустился на траву рядом с нею.

Инесса, также в полной своей натуральности, шла по аллее, от них удаляясь.

— Куда это она? — удивилась Ксения.

Трешнев молчал, вглядываясь.

— Она, наверное, нудистка. — Ксения, прикрывавшая руками грудь, постаралась произнести это как можно пренебрежительнее.

— Или натуристка, — задумчиво проговорил Трешнев. Он всмотрелся туда, где шла и вдруг остановилась Инесса. Остановилась она перед кем-то, принадлежавшим к мужскому полу — сидевшим на скамейке. — Чего это она?! Нашла выход?

Как видно, Инесса заговорила с сидевшим. Впрочем, тот сразу вскочил, стал, размахивая руками, что-то объяснять их подруге.

— Она нашла выход. — Трешнев был спокоен.

— А чего его находить! — заносчиво сказала Ксения. — Надо просто вызвать мили… полицию!

— Полиция должна к местам происшествия приезжать сама. И нам сейчас не полиция нужна, а побыстрее унести отсюда ноги вместе с нашими грешными телами и садовыми головами.

— Кажется, звонит по телефону, — сказал Трешнев. — Интересно кому.

— Мужу! — хмыкнула Ксения.

— Муж на дежурстве, — бесцветным голосом отозвался Трешнев.

Инесса повернулась и направилась к ним.

Подошла, присела перед полулежащим Трешневым на корточки, потеребила его за нос:

— Ну, что, московские рабочие, в тоске? Живы, жертвою в революционной борьбе не пали…