Юлий Крелин: Переливание сил

— Нин, это точно, как ты думаешь?

— Ты сам не видишь?

— А вы снимок будете делать? Или ограничитесь просвечиванием?

— Конечно, снимок сделаем. Надо же зафиксировать это. И потом, не возить же ее каждый раз на рентген всем показывать. А уж будь уверен, теперь начнут смотреть.

Иду к шефу.

Рассказываю.

— Надо было подшить.

— Знал бы, где упасть, соломки бы подстелил.

— Придется делать повторную операцию.

— А нельзя так обойтись?

— Как же, если там резина в животе? А если пролежень кишки будет? Тогда что? Надо обязательно делать.

— А как больной-то сказать?

— А это уж ты сам думай. Диплом у тебя есть? Операцию делал? Вот и думай.

Снова в рентгенкабинете.

Снимок готов.

Все смотрят.

Нет на снимке ничего. Никакой трубки.

— Как так?

Рентгенологи ничего не понимают.

Опять смотрят под экраном. Опять есть.

Повторный снимок — нет.

— Нин, ты как? Есть?

— Есть, по-моему.

— Придется оперировать.

— Забирайте больную.

Что ж. Первая резекция. Недаром говорят — опыт. А что ж, это моя вина? Да нет — это не от молодости. Лучше не связываться с большими операциями. Так и остаться аппендикулярщиком и грыжесеком? Да и при аппендиците тоже может быть. Как ей сказать — вот вопрос. «Вас надо еще раз прооперировать». Нет, этого и не скажешь. Но ведь я не виноват?.. Да, но ведь после моей операции надо повторно оперировать!

Ступенька за ступенькой — иду на пятый этаж. Приду на пятый этаж, дойду до палаты, а там надо говорить. Смотреть ей в глаза и говорить: «Вас надо еще раз оперировать... Вас надо еще оперировать... Светлейшая, вас надо еще оперировать». А она мне в ответ: «Светлейший, не сходите с ума».

Никуда не денешься — вот палата, и надо говорить.

Может, посмотреть тяжелых больных сначала? Ха! Нет у меня сейчас больного тяжелее. Но она же нетяжелая! У нее все в порядке. Думает, что выздоравливает. А я сейчас приду и скажу...

Сзади меня быстрые шаги: тук-тук, тук-тук. Врезается цоканье в мозги. Это шпильки. Это кто-то не из отделения. У нас все переодеваются. Вот и я сейчас приду и цокну ее прямо в мозг. Шутка ли, второй раз оперировать?

Цоканье-то за мной. Это Нина.

— Приехал к нам на консультацию профессор-рентгенолог Пупко. Знаешь?

— Ну?

— Не хочешь показать?

— Конечно. А можно?

— Я попросила. Согласился.

Снова больная в кабинете. Профессор смотрит сначала под экраном.

— Вот это? Да-а. Ну, теперь снимок покажите. Не-ет... Так надо модель создать. У вас есть еще такая трубка? — шипит профессор в ухо, чтобы больная не услышала.

— Конечно,— говорю я громко.

Идиот! Почему я до этого не додумался? Конечно, надо было так сделать сразу. Ведь это так просто.

Трубка под больной.

Все смотрим.

Трубка выглядит совсем по-иному.

— Вот видите. В животе ничего нет, это просто так петля кишки проецируется.

Ничего там нет!

Какой дурак! Все так просто! Почему я не додумался?!

Через три года эту же больную пришлось мне оперировать совсем по другому поводу.

Только вскрыл живот... и сразу руку вниз. Туда, где мы трубку видели. А вдруг...

Весь живот обшарил.

Оказалось, действительно ничего не было.

1963 г.

Звонок будильника шумел несколько дольше обычного, наконец, Валера Степанов поднял голову.

— На кой черт я его завел! — сказал он, глядя на часы и, естественно, ни к кому не обращаясь, так как никого в комнате не было.

Валера сел на краю кровати. Голова, как говорится, гудела. Тошнило, дрожали коленки. Синдром похмелья, как бы сказали доктора. От сигареты сильно и долго кашлял, как дед, хотя Валере было всего двадцать девять лет.

Он, конечно, вчера прилично перебрал. Валера Степанов стал вспоминать. Кончил смену. Сдал машину. Магазины были уже закрыты, но Валера еще днем запасся бутылочкой.

Виталик и Юра сдавали машины. «Чем не компания?» — подумал Валера и предложил им выпить. Ведь он же не был алкоголиком, чтоб пить одному.

Они вышли на улицу и в ближайшем подъезде распили бутылочку на троих. Работали целый день, закуски не было — захмелели, посмелели.

Виталик подмигнул и тоже вытащил из кармана бутылочку. Они еще строили. Потянуло на воспоминания, на сантименты. Юра посмотрел на Валерину татуировку, выглядывавшую из расстегнутой рубашки, и умиленно сказал:

— Ну и хороша у тебя картинка, Валер. Кто такую сделал?

— Это в тюряге еще. У нас один сидел. Ну, капитально делал. Всего уже меня разрисовал, да тут заметили. Замели — и в карцер.