Алёна Хренкова - Записки Замухрышки (сборник)

Когда Олег подрос, Эльза бросила своего больного мужа-корейца и вышла замуж за русского генерала. А Сек Дюн вскоре умер, то ли от болезни, то ли от тоски.

Одно лето я отдыхала в пионерском лагере под Рузой. Лагерь был огромным – двадцать отрядов. Мне в нем было не по себе. Я привыкла к наро-фоминскому лагерю, очень маленькому и уютному, а посему казавшемуся домашним. Тем более что я всех там знала, так как ездила подряд несколько лет. В лагере не стоял вопрос: чем заняться? У нас была воля и простор. Кажется, даже не было забора.

В новом лагере было только одно преимущество: в первом отряде находилась моя сестра Лариса. Единственный раз нас отправили в лагерь вместе. Но отыскать сестру было непросто. Старшие дети жили в палатках на другом конце огромной территории. Однажды я все-таки пришла к Ларисе, но ей было не до меня.

На куске фанеры с помощью лезвия бритвы Лариса вырезала герб Советского Союза из разноцветного пластилина. Она была записана в художественном кружке и готовила работу на конкурс. Сестра посоветовала мне тоже чем-нибудь заняться и не ходить туда-сюда без дела. Я ужасно обиделась и ушла.

В нашем отряде я познакомилась с девочкой, которая рассказывала, что в Москве она занимается в художественной студии и очень хочет записаться в кружок рисования и в лагере. Я решила составить ей компанию.

После полдника мы отправились на большую веранду, где дети сидели за мольбертами. Все места были заняты, и нам предложили выйти в сквер, уставленный различными гипсовыми фигурами, типа пионера с горном или барабаном, и попытаться на бумаге изобразить то, что приглянется. Мне выдали бумагу зеленоватого цвета, а подружке – белую.

Пока мы выбирали натуру, девочка рассказывала мне, как определить перспективу, какие существуют краски, методы и средства рисования и, вообще, очень многое, о чем я даже и не подозревала. Я оробела и решила, что с моими познаниями и навыками рисования нечего соваться во всякие там художественные кружки и студии.

Наконец среди кустов мы увидели гипсовую девочку с гусем, у которого был отбит клюв. Это нас не смутило. Усевшись на траву, мы принялись за дело. Несколько минут моя подружка говорила о художниках, о своей мечте рисовать настоящие картины и еще о чем-то. Я слушала ее и рисовала.

Наконец моя напарница замолчала. Прошло еще какое-то время. Мы рисовали. И вдруг девочка вскочила с места, порвала лист бумаги и убежала. Я решила, что у нее что-то заболело. Не торопясь я закончила работу. Мне казалось, что подружка вернется. Не дождавшись ее, я отправилась в отряд, занеся по дороге свой рисунок в кружок.

Во время ужина девочка со мной не разговаривала, а я не могла себе представить, что же случилось. Ни я, ни она в кружок рисования больше не ходили. До конца смены мы так и не помирились. Не было случая. Она меня сторонилась.

Ответы на вопросы, мучившие меня, нашлись в самом конце смены, когда в столовой вывесили лучшие работы ребят. На видном месте красовался Ларкин герб СССР. Была там и девочка с гусем на зеленой бумаге. Я особо не присматривалась к стенду, ведь к кружку рисования не имела почти никакого отношения. У меня не было повода искать свои работы, но зеленый листок бумаги очень выделялся среди белых.

Вот тогда я всё и поняла, а может быть, и не всё.

Как наступала весна, у меня начинался зуд: хотелось скорее надеть носки, сбросить пальто и прыгать с утра до вечера через веревку или две, как получится. Для такого занятия требовалась специальная веревка: не очень тяжелая, но и не легкая, достаточно длинная и толстая.

Своей веревки у меня не было. Приходилось болтаться по двору и ждать, когда выйдет какая-нибудь девочка с веревкой и подберется соответствующая компания. Могут и не принять, если соберутся асы в этом деле.

Через дорогу стояли еще не снесенные «деревяшки», в одной из которых жила Марина, умница и отличница, но главное: обладательница самой лучшей веревки на всей Кочновке. Девочка была к тому же красивой, знала об этом и очень задирала нос.

Меня она почему-то люто ненавидела. В своем дворе Марина всем заправляла и могла не принять в игру, а если принимала, то всячески издевалась за промахи, особенно если мы играли в какие-нибудь названия, и я делала ошибки в словах. Она была старше меня и грамотнее, а уж прыгала бесподобно.

Вскоре «деревяшки» сломали, Марина уехала, и в округе стали «заправлять» замухрышки вроде меня. У нас не было красивых кос, мы не очень хорошо прыгали, не такие были грамотные, но мы дружили и наслаждались гулянием без злостных выходок. Жаль только, что вместе с Мариной уехала и ее замечательная веревка.