Алёна Хренкова - Записки Замухрышки (сборник)

Настало лето. Иван Родионович собрался куда-то на юг навестить своих детей от первого брака. Не прошло и двух дней после его отъезда, как пришла телеграмма: «Иван Родионович умер». Мария Ивановна поехала на похороны. Мы все за нее боялись. Они любили друг друга, и внезапная смерть мужа могла подкосить и жену.

Спустя неделю Мария Ивановна вернулась домой и стала собирать вещи. Тут все и открылось: перед смертью Ивана Родионовича они развелись, чтобы Мария Ивановна прописалась к матери, а потом они съехались бы в одну большую квартиру.

Мария Ивановна со слезами рассказывала, как они разводились. Пришлось на старости лет врать в суде, что Иван Родионович с ней не живет и даже обижает. Он пришел в суд весь разнаряженный, а она в драненьком платочке на голове, прямо как старушка. Даже поплакала перед судьями.

Все мы очень расстроились по этому случаю, но помочь ничем не могли. Мария Ивановна со слезами и своим горем уехала жить на Таганку.

Кимы приехали в Москву из Ташкента. Сек Дюн, или Сергей Дмитриевич (в русском варианте) был инженером-конструктором на работе, а дома на кухне – настоящим корейцем. Повязав голову Эльзиным платком, как банданой, он с самого раннего утра, по выходным, копался в сушеных корешках, грибах, бобах и травках, а затем готовил свои национальные блюда. Он был сухоньким, маленьким человечком в очках, очень воспитанным и сдержанным.

В комнате у Кимов стоял кульман. Болея, Сек Дюн работал дома. На полях чертежного листа он иногда рисовал крошечные акварельки. Его рисунки мне очень нравились, но я стеснялась попросить что-нибудь на память. А тому, кто просил, он дарил свои рисунки, предварительно вырезав их из листа ватмана бритвой.

Эльза, хоть и была на вид стопроцентной кореянкой, но по своему характеру и поведению больше походила на московскую торговку, которой, впрочем, и была.

Сначала она работала в гастрономе «Комсомолец» у метро, потом перебралась в магазин «Москва», на первом этаже которого был продуктовый отдел. Она любила выпить, погулять с русскими мужиками, и вообще, была разбитной бабёшкой. У нее все время на работе «случались» внезапные учеты, комиссии и ревизии, которые позволяли ей приходить домой за полночь. Сек Дюн ревновал, постоянно ругался, но ничего не помогало.

Однажды поздно ночью за стеной разразился очередной скандал, послышались крики и визг. Сердце у моей матери не выдержало, и она помчалась спасать Эльзу. Когда мать распахнула дверь в соседскую комнату, то увидела такую картину: на столе стоял Сек Дюн и загораживался от Эльзы стулом, а она размахивала перед лицом мужа веником и вовсе не визжала. Мать устыдилась своего порыва и тихо закрыла дверь. Эльзу спасать не было необходимости, а спасать Сек Дюна мать постеснялась и больше никогда не вмешивалась в их ссоры.

Эльза была молодая и здоровая. А муж – старше ее лет на десять, может быть и больше, с язвой желудка, постоянно болеющий. Он не мог ее устраивать даже в финансовом плане. Что ей зарплата инженера? Могла прожить и без мужа, но жила с ним из-за сына Олега, которого во дворе дразнили «китайцем». При переписи населения маленький мальчик попросил записать его русским: уж очень замучили дразнители.

Часто к Кимам приезжали гости из родного города. Когда родственники собирались домой, Сек Дюн сдирал со стен ковры, вынимал весь хрусталь из горки и выкатывал новый холодильник, который тогда можно было купить только по записи, отстояв в очереди годы. Но это простым людям, а не Эльзе. Все добро в качестве подарка не один раз уезжало вместе с родней на юг страны. Эльзе опять проблемы: стены-то голые, а она так не привыкла. Но восполнялось все быстро.

С соседями Эльза дружила. Она всем нравилась за веселый и легкий нрав. Когда отец в шутку обнимал ее на кухне, она кричала на всю квартиру: «Руки прочь от Кореи!», визжала и хохотала.

У Эльзы была толстая коса, как из конского волоса. Точно такая же, длиной и толщиной в руку, лежала, в ящике комода. Эту косу собирала Эльза из своих волос. До того они были густые, что приходилось вырезать из головы пряди и формировать косу «на старость», но и к старости у нее все равно было полно волос. Это была третья коса в нашей коммунальной квартире, но расчесывали ее в комнате, а не в запертой ванной, как соседки Тяпкины.

По утрам собираясь на работу, Эльза на газу нагревала металлическую школьную ручку и на ней завивала переднюю часть волос на голове. Завитые пряди напоминали металлические пружины. Потом она расчесывала их и делала себе «кок», а все остальные волосы заплетала косой и укладывала в большущий «крендель». Женщиной она была экзотической. Её все любили.