Дэвид Николс - Вопрос на десять баллов

– Извини… – шепчет она мне в ухо. – Я такая сучка, что наорала на тебя, просто сегодня у нас была очень длинная, изматывающая репетиция, и я, видимо, настолько вжилась в роль, что до сих пор не вышла из нее… – Она присаживается рядом со мной и со смехом продолжает: – Боже, неужели я могла такое сказать? Несомненно, ничего надменнее я в жизни не говорила…

Мы оба снова улыбаемся, и мне хочется поцеловать ее, но я вспоминаю мою новую мантру: Мудрость, Доброта, Отвага.

– Знаешь, Брайан, мне уже пора ложиться, потому что завтра тяжелый день и все такое…

– Да, конечно, я пошел. – Я приподымаюсь, но снова сажусь. – Но можно, я сначала скажу тебе кое-что?..

– Валяй, – устало бросает она, опускаясь рядом со мной.

– Не волнуйся – ничего страшного. Я просто хотел сказать… – Я беру Алису за руку, делаю глубокий вдох и говорю: – Алиса… Так вот, Алиса, послушай, я тут немного поразмыслил насчет нас с тобой, так вот, есть одно прекрасное стихотворение поэта-метафизика Джона Донна «Тройной дурак» в котором говорится: «Я дважды дурнем был: / Когда влюбился и когда скулил / В стихах о страсти этой…», и знаешь, про меня можно сказать то же самое. Я хочу сказать, что я, наверное, немного перегнул палку, когда затащил тебя, несмотря на твои брыкания и крики, в кабинку для моментальной съемки, и когда писал эти дурацкие стихи для валентинки, и все такое, и я знаю, как ты дорожишь своей независимостью, и не буду посягать на нее, поверь мне. Конечно же, я люблю тебя, и сильно…

– Брайан…

– …но не это важно, это не должно стоять у нас на пути, потому что, в конце концов…

– Брайан…

– …подожди, Алиса, дай мне закончить…

– Нет, Брайан, хватит… – прерывает меня Алиса, вставая со стула и направляясь в дальний конец комнаты. – С меня довольно…

– Это не то, что ты подумала, Алиса…

– Нет, Брайан, извини, но слушать это я больше не могу. Давай с этим покончим…

Самое странное, что говорит она это не мне, а своему шкафу.

– Давай, Нил, это уже не смешно…

«Странно, – думаю я, – с чего бы ей называть свой шкаф Нилом? Тогда как же зовут ее комод?» Пока я размышляю об именах мебели Алисы, она стучится в дверь Нила-шкафа, и дверь сама по себе медленно раскрывается, словно в номере иллюзиониста.

В шкафу стоит какой-то мужик.

В руках он держит свои штаны.

Я ничего не понимаю.

– Брайан, это Нил, – говорит Алиса.

Нил выбирается из шкафа и распрямляется.

– Нил играет Эйлерта Левборга. В «Гедде Габлер».

– Привет, Нил! – здороваюсь я.

– Привет, Брайан, – здоровается Нил.

– Мы тут… репетировали! – находится Алиса.

Потом я, кажется, пожимаю Нилу руку.

В о п р о с: «Жили на свете четверо детей: Питер, Сьюзан, Эдмунд и Люси». Так начинается наиболее известное произведение ученого и писателя, апологета христианства [89] Имеется в виду Клайв Льюис. . Как называется эта книга?

О т в е т: «Лев, колдунья и платяной шкаф».

Существует общепринятое мнение, что если ты встречаешься со знаменитыми людьми, то в жизни они оказываются намного меньше, чем кажутся на экране телевизора. Но Бамбер Гаскойн в реальной жизни оказался намного больше, чем я себе представлял: очень высокий и худой, улыбчивый, необычайно красивый, словно добрый волшебник из книжек Клайва Льюиса, который собирается взять нас с собой в удивительное приключение, только вдобавок сексуально привлекательный. Мы вчетвером стоим, выстроившись в ряд, а Бамбер проходит вдоль ряда, и все это немного напоминает представление «Королевского варьете» [90] Гала-представление, проводимое в Лондоне раз в год, обычно в одном из театров Уэст-Энда, с целью сбора средств для фонда поддержки артистов. .

Алиса старается держаться подальше от меня и стоит первой в ряду, поэтому мне не слышно, что она говорит Бамберу, но я уверен, что она наверняка пытается соблазнить его. Затем что-то говорит Люси, как всегда, очень тихо и очень мило, затем настает моя очередь. Как мне назвать его – Бамбер или мистер Гаскойн, вот в чем вопрос. Он подходит ко мне, пожимает руку, и я говорю: