Андрей Остальский - КонтрЭволюция

— Ерунда какая-то, — недоумевал Софрончук. — Как это может быть? И где мне его искать?

Дежурный пожал плечами. И это тоже было что-то невероятное, разве такое возможно, чтобы неизвестно было, где шефа «девятки» найти? Просто небо на землю падало…

«Не избавиться ли от фофановских тетрадей? — думал Софрончук. — Опасной они стали штукой. Может, того, в приемную Смотряева отправить, и дело с концом?»

Но, поколебавшись, все же решил заложить коричневый пакет в свой собственный рабочий сейф и отправился по подземному ходу в здание ЦК.

Отпер дверь ключом, начал открывать ее и застыл. В кабинете горел свет. Во второй раз за день вынул оружие — а ведь до этого годами делал это только на стрельбах. Рывком распахнул дверь.

За его столом сидел, развалясь, Ульянов и глупо улыбался. С первого взгляда было ясно, что он подшофе. Перед ним стояло несколько бутылок коньяка — одна совсем пустая, вторая — почти, и две еще непочатые.

Софрончук не знал, как реагировать на это зрелище. Решил сделать вид, что ничего особенного не происходит.

— Разрешите доложить, товарищ генерал, — сказал он. — Ваше задание выполнено. Вот содержимое сейфа товарища Фофанова.

— Во как… Значит, не взорвался… Я не успел тебя предупредить — там, говорят, такой заряд, чтобы вскрывающего без разрешения хозяина убивало на месте. Но видишь, как удачно получилось… Ну, покажи, что там?

Ульянов трезвел на глазах.

— Это роман, товарищ генерал. Художественное произведение. Фантастический детектив, как я понимаю. С элементом мелодрамы. «Синдром Л» называется.

— Синдром? Какой еще синдром! Врешь!

— Убедитесь сами.

Софрончук быстренько вскрыл конверт — он не хотел, чтобы Ульянов разглядел, в каком состоянии находится сургучная печать. Но тот не обратил на это ни малейшего внимания. Он жадно схватил тетради, стал листать. Прочел вслух:

«В тот темный пятничный вечер сидел я себе мирно на кухне, не подозревая вовсе, какой поворот вот-вот сделает моя жизнь. За окном хлестал дождь, сверкала молния, а в моем доме было тепло и тихо».

— Это что еще за х…? А дневники? Дневники где? — возопил Ульянов.

— Не было там никаких дневников, товарищ генерал, — отвечал Софрончук. — Ваш майор с «медвежатником» свидетели: девять тетрадей итальянского производства, и ничего больше. Ни клочка, ни былинки.

Ульянов полистал тетрадь, прочитал еще:

«Как только я отпер дверь в свою квартиру, сразу ощутил: что-то не так. То ли звук какой-то до меня донесся, пока я в замке ключом ковырял, то ли запах я почувствовал чужой, то ли просто пресловутая интуиция как-то сработала, но только вдруг точно ударило меня что-то по надпочечникам, и адреналин хлынул в кровь».

— Что за бред? Графоман несчастный! — орал Ульянов.

Потом стал ругаться матом.

Отругавшись, сказал:

— Так, слушай, ты точно ничего не пропустил? Что же это получается… спецушники-пэтэушники напутали?

— Они же, наверно, сообщили вам данные визуального наблюдения, так ведь?

— Ну так…

— Они установили, что Фофанов каждый день что-то пишет от руки, а потом прячет написанное в сейф, так?

— Вроде того…

— А остальное — чья-то дедукция. Я даже догадываюсь, чья. Этот кто-то решил, что это непременно должны были быть дневники. Потому как что же еще? Никому ведь в голову не могло прийти, что член ПБ может романы писать.

Ульянов засопел, опять принялся тетради листать, листал, листал одну за другой… А потом засмеялся — заржал, как лошадь. Швырнул тетрадки в корзину для бумаг.

— Ни хрена себе! Он, оказывается, писатель-фантаст, графоман хренов! А мы… чего себе вообразили… А я-то, а я-то! Ну и козел!

Потом смеялся еще долго. Наконец, остановился. Посмотрел выпученными глазами на Софрончука. Сказал:

— Это дело обмыть надо. Садись, выпьем.

Софрончук подсел к собственному столу — со стороны посетителя. Ульянов быстро налил два полных стакана коньяка.

— За художественную литературу!

Залпом осушив стакан, он сказал:

— А где возлюбленная твоя? Спрятал небось…

— Да разве от вас спрячешься… Отправил на машине в гостиницу…

— На моей машине, что ли?

— Так точно!

— Ну, ты молодец, полковник…

Непонятно было, издевается Ульянов или и на самом деле хвалит и восхищается софрончуковской наглостью.

— Почему не спрашиваешь, чего это я у тебя заседаю? — спросил он.

— Начальству таких вопросов не задают.

— О, это правильно! Я вообще смотрю, ты мужик правильный, Софрончук, только по бабской линии, того-с, оплошал… Ну да ладно, с кем не бывает…