Андрей Остальский - КонтрЭволюция

С этими словами Ульянов налил еще два полных стакана коньяку.

— Давай, на прощание.

Выпили, крякнули. Занюхали.

— Шоколадки пористые кончились. Эх, чувствую, не будет у меня уже больше таких шоколадок, — ворчал Ульянов. А Софрончук был уже мыслями далеко — на Казанском вокзале.

А Ульянов, знай, наливал снова.

— Слушай, я не потяну больше! — Софрончук решительно закрыл стакан рукой. В голове и так уже шумело.

— Ленивый ты какой… ну ладно, я и один…

Ульянов заглотил еще один полный стакан…

И вдруг понес такое… Софрончук понимал, что слушать не стоит, опасно, но любопытство пересилило, сидел, словно под гипнозом, не мог оторваться.

— Ты говоришь: спецотдела не существует… правильно говоришь, — рассуждал нетрезвый Ульянов. — Но вот есть у меня в кабинете один телефон… черный, без диска… Не обращал внимания? Ну да, он такой незаметный, скромный. Поднимаешь трубочку, и что слышишь? Слышишь ты и днем и ночью одни и те же слова: «Дежурный полковник Иванов слушает». Голоса разные, а слова всегда одни и те же. И фамилия дежурного почему-то никогда не меняется. Вот Попов как-то раз мне говорит: попроси спецотдел доставить Софрончука твоего на дачу Гречихину. Я беру трубочку и говорю полковнику Иванову очередному: так и так, есть задание такое-то и такое-то. Так я это называю — «задание». Потому что не знаю, могу я им приказы отдавать или нет. Если их официально не существует, как ты правильно говоришь. Вот они тебя в лучшем виде и доставили… а могли ведь и не доставить. Если им не нравится, они говорят: «Не представляется возможным». Или того интереснее, ничего не говорят, а просто кладут трубку, и все. Вот пытались, я слыхал, некоторые известные тебе товарищи поручить им тебя изолировать, а то и ликвидировать. В общем, из игры вывести. Так Иванов этот так называемый — нет, ни в какую. «Не представляется возможным», — говорит. Что, почему, где критерии, кто решает? Ничего не понять. Выполняют только те приказы, что их устраивают. И это в военной организации! Иногда вдруг наоборот, этот черный телефон сам звонит. Голос говорит: дежурный полковник Иванов. Примите сообщение. Просим, говорит, оказать содействие в доставке гражданки Шониной, Натальи Андреевны, из Рязани в Москву. Срочно. Так кто же кем командует, а?

Ульянов открыл четвертую бутылку, попытался налить еще Софрончуку, но тот яростно отбивался. Тогда он опять выпил сам, покрякал и продолжил свои излияния. А Софрончук слушал да помалкивал.

— Я им никогда не перечу, — говорил Ульянов, — потому что не знаю, от кого что идет. Недавно председатель наш с тобой, комитетский, член ПБ, генерал армии и т. д., спрашивает меня вдруг по-тихому, без свидетелей: а ты не знаешь точно, на кого спецотдел работает? Я человек ученый, вроде тебя, отвечаю: спецотдела не существует. Председатель посмотрел, посмотрел и говорит: «Ну да. Конечно, как я мог забыть».

И тут Ульянов понизил голос до драматического шепота:

— Но окончательно я наелся ухи, когда Генеральный меня невзначай о том же спросил. Не знаешь, говорит, случайно, Ульянов, в чьем ведении ваш спецотдел этот? Он же часть «девятки»? Или нет? Он тебе подчиняется или напрямую председателю комитетскому? Ну, тут я струхнул чута-чута. Думаю: разыгрывает или проверяет? Ведь когда я управление принимал, мне понять дали: эти ребята только на Генсека работают. А мы как бы посредники. На всякий случай отвечаю, как положено: спецотдела не существует, товарищ Генеральный секретарь! Смотрю на него и не моргаю. Тот смотрит на меня, ничего не говорит. Покачал головой и тему переменил.

А я вот думаю… а что, если не разыгрывает и не проверяет… что, если и вправду — и Генсек о них ничего не знает?

— Как это, как это? — не удержался Софрончук. — Как такое возможно? Но кто в таком случае…

И замолчал, пораженный.

— А-а! — торжествующе вскричал Ульянов, увидев выражение лица полковника. — И тебе это в голову пришло, то-то же!

Хватанул еще коньячку и прошипел:

— Я вот думаю, не пришельцы ли из космоса нами через них командуют, а? Не иначе как на марсиан работают! Или второй вариант, на дух Сталина! Или на самого дьявола!

И захохотал.

Софрончук подумал, что в целях безопасности стоило бы оказаться подальше от опального и, видимо, подвинувшегося разумом начальника, но тут Ульянов затронул новую интересную тему:

— Откуда, ты думаешь, эта история взялась с происхождением жизни, неодарвинистами и прочим, которой Фофанова с ума сводили? От этих ребят все идет, не будем по имени называть. От этих, скажем, Ивановых. Разработку, правда, они взяли у разведчиков — в управлении «А», активных мероприятий. Там какой-то юный гений это все придумал. Цель была подсунуть ее американским ученым и тем самым посеять сомнения и раздрай в их среде. Особенно одного ядерщика имели в виду — он и так из религиозной семьи происходил и вечно мучился: как совместить веру в Бога и в науку? Вот заумный наш аналитик решил, что теория эта его дестабилизирует, а мы тут как тут, притворимся его единомышленниками и от имени поклонников этого самого Разумного Начала его и вербанем. Но — представляешь, не получилось! Он, наоборот, обрадовался, стал всем говорить, что он теперь все понял про устройство вселенной и так далее. Что теперь у него наконец мир в душе. Никакой дестабилизации. Наоборот. А вот кто сошел с ума, так это как раз наш разработчик. Прислал нам доклад, что Разумное Начало действительно существует. И что оно через него себя проявило. Я, говорит, на ЭВМ проверил. Вероятность того, что мир устроен по лекалу, по программе, по дизайну — 67 процентов из ста. В общем, умом подвинулся. Пришлось его в психушку до конца дней. Но вот зато с Фофановым применили ту же технологию, и все сработало лучшим образом… Видно, с марксистской верой эта штука уж точно несовместима. И в заключение главный вывод, полковник! — Пьяный Ульянов наставительно поднял вверх палец. — Берегись, берегись, Софрончук, этих ребят, Ивановых этих… если они тебя в оборот возьмут, то мало не покажется… Найдут для тебя твою крысу, не сомневайся.