Владимир Лорченков - Автопортрет художника (сборник)

– Ты трахаешьсяя с енотом. – сказал я тупо.

– Ну, не совсем так, – сказала она.

– А КАК?! – спросил я.

– Ты что, хочешь, чтобы я тебе ПОКАЗАЛА? – спросила она.

– Да уж будь бля добра, – попросил я.

– Ладно, – сказала она.

Я думал, было, сказать, что передумал, но было уже поздно. Она мне показала. Выглядело это довольно просто: она брала маленького пластмассового краба, которого этот дурень принимал за живого, совала в себя, а он, енот, потом этого краба оттуда ДОСТАВАЛ, Своими ловкими чуткими пальцами. Так долго, что Инга, извиваясь, стала постанывать.

– А ну блядь прекратите ОБА! – сказал я.

– Я же все-таки здесь, – сказал я.

– А? Что? Да?! Прости, – сказала она, и оттолкнула лапу енота.

– Блядь, ну и что мне с вами теперь делать? – спросил я.

– Что. Мне. Теперь. Делать. – спросил я.

Она сказала:

– Зови его Бембик.

ххх

– Объясни мне, почему ты это сделала?! – спросил я Ингу, когда Бембик был водворен в своею корзину. – Я что, мало тебя трахал, да? Мало я тебя ЕБАЛ, что ли?!

– Тут дело не в сексе, – сказала она.

– У вас что, ЧУВСТВА? – спросил я.

– Ну, можно сказать и так, – сказала она и всхлипнула, – понимаешь, когда я увидела его в зоопарке, он была таким… неухоженным. Маленьким. Я подумала, вот сидит маленькое существо в клетке, тянет свои ручки к людям, а они, жестокие, идут мимо…

– Что ты делала в зоопарке? – спросил я. – Трахалась с конем?

– Рисовала пруд, – сказала она.

– Я же не забросила живопись, как некоторые, – сказала она.

– Ладно, – сказал я, – у вас блядь чувства…

– Ну, – продолжила она, – я и подошла к еноту этому поближе, а потом вдруг вижу, он глядит не просто в мою сторону, а именно мне в глаза и я подумала, како…

– Блядь, – сказал я, – что ты меня щиплешь за яйца? Я тебя еще не простил, подстилка гринписовская.

– Я? Тебя?! – спросила она. – Ты что придумываешь?

– А кто еще? – спросил я.

– Ой, – сказала она, глянув вниз, – это же Бембик.

И правда. Засранец Бембик, выбравшись из корзины, сидел у моих ног, и, глядя в сторону – это у них манера такая, как у карманников, – пояснила Инга, – пощипывал мои яйца. Воображал, видимо, что я камень, покрытый мхом, а подо мной есть какое-то питание. Бембик все время хочет жрать, пояснила Инга. Я прогнал его альпенштоком, и мы продолжили выяснять отношения.

– Значит, – горько сказал я, – ты пялишься с енотом…

– Выражайся приличнее, – возмутилась она, – тем более, что это и сексом-то назвать очень трудно.

– А как это назвать? – спросил я.

– Это можно обозначить, как петтинг, – сказала она.

– Ну, еще и как фистинг, – добавила она, подумав.

– Ах ты пизда! – сказал я.

– Я плохо тебя ебал?! – спросил я.

– Нет, – сказала она, – и даже часто, но…

– Но тебе не хватает ЧУТКОСТИ, – сказала она.

– Как у енота?! – спросил я.

– Как у енота-КРАБОЕДА! – сказала она.

– Ах ты пизда!!! – сказал я.

– Ты повторяешься! – сказала она.

И была права.

Я и правда повторялся.

ххх

После этого моя женушка перешла в наступление.

Я был извещен о том, что трахаю ее недостаточно Чутко и слишком Грубо.

Все это время енот Бембик, сводя меня с ума, шарился по нашей квартире, и чесал свои енотские яйца о нашу мебель.

Еще, сказала мне Инга, ее стало раздражать мое нежелание искать себе работу и то, что я живу на деньги, которые выделяет ее папаша.

На этой ноте енот Бембик подошел к холодильнику, открыл его (!) и стал вытаскивать оттуда, – как раз из моего любимого фруктового отсека, – бананы.

Наконец, добавила Инга, она не намерена терпеть меня дальше, если я буду так груб с ней и вербально…

– А, что блядь?! – спросил я.

– В смысле, матерись поменьше! – сказала она.

– Ясно, – сказал я. – То есть, я застал свою жену трахающейся с ено…

– Это ПЕТТИНГ! – сказала она.

– Ладно, – сказал я, – я застаю свою жену, которую трахает во время петтинга какой-то енот-крабоед, а после всего этого, по итогам матча, проигравшим во всем остаюсь я же!

– Ну, почему же, – сказала она. – У тебя ведь есть я.

– Почему тебе не приходит в голову мысль, – спросил я, – что я сейчас зарублю твоего енота, а потом тебя?

– Тебя посадят, – сказала она, – если раньше мой папа тебе яйца не отрежет.

– Я вас сварю, – сказал я, – пока мясо блядь в желе не превратится, а кости сожгу. Что на это скажешь? А твоему папаше скажу, что ты сбежала от меня в Гоа. С каким-то пидором из племени индийцев-крабоедов. Что будет не так уж далеко от истины, не так ли?