Владимир Лорченков - Автопортрет художника (сборник)

– Форевер янг, ай вонт ту би…

Они лишь смеялись. Мне было все равно, потому что мне было хорошо. Единственное, что меня смущало, вещицы на мне были вчерашние. Ночевал я у Наташи же, мы отправились к ней сразу после бассейна. И на фоне всех этих мальчиков сраных я явно проигрывал. Ну, да ладно. Я сел, и открыл еще шампанского.

– Он писатель с большим будущим, – сказала Наташа.

Они понимающе переглянулись.

Видимо, это все объясняло.

ххх

От холода я легко дрожал, но в целом было терпимо. Солнце уже выглянуло, и следовало ожидать, что через минут десять станет жарко. Так обычно летом и бывает. Дача Наташи – трехэтажный, еще один бля, особняк, – торчала вверх башенками. Все блядь молдаване жаждут устроить из своей дачи средневековый замок. Папаша моей возлюбленной не был исключением. Я сплюнул, и хлебнул еще вина. В руках у меня была бутылка на полтора литра. Отлично. Вечеринка прошла на ура. Сначала мы с какими-то мудозвонами сварили картошку, причем они видели, как это делают на костре, первый раз в жизни. Потом я объяснил им, как сделать шашлык без шампуров. Потом поддал еще и научил ребят охотиться за куропатками. Ну, куропаток не было, поэтому мы охотились на кур из соседской деревни. Потом мы выпивали и говорили тосты. Потом я любовался видео-поздравлением, которое папаша Натальи записал для дочки заранее.

– И пусть твои невероятные возможности… – говорил он.

Потом были танцы, потом бассейн. Потом снова охота на куропаток. Парни оказались славными, все – мальчишки в душе. Правда, я был единственный среди них, у кого не было ни подобающего будущего, ни автомобиля, ни классной рубахи-поло. Это удручало, но после очередной порции спиртного, не очень. Я знал, что между нами разница как между ступенями блядь эволюции. Я знал, что, даже если разбогатею, как Крез, все равно буду буднее самого бедного из них. Потому что богатство, это то, что ты получаешь с рождения. А я с рождения – нищий и скучный, которому нет дела ни до чего, кроме своих книг сраных.

Когда я поделился этим с Наташей, он покачала головой, и сама налила мне выпить. Но я видел, что она поняла – так оно все и есть.

Где-то после полуночи Наташа привела меня в комнату, и уложила, потому что я был крепко пьян. Но мы трахались, это я запомнил. И даже протрезвел под утро. А Наташа, наоборот, уснула, уставшая. Я поцеловал ее в лоб спекшимися губами, оделся тихонько, и, перешагивая тела, выбрался на улицу. Нашел бутылку вина, и вышел к дороге. Подождал с полчаса.

Показалась машина. Я выставил руку.

– Я так и знала, – сказала Наташа.

– Покинешь до города, красотка? – спросил я.

– Садись, – сказала она.

Я сел, мы поехали. Она была прекрасный водитель. Я прихлебывал винцо. Видимо, им пахло, так что Наташа открыла окно.

– Я подвезу до края города, а там уж извини, – нарушила она молчание.

– Ага, – сказал я.

– Ты сейчас совершаешь огромную ошибку, – сказала она, не отрывая глаз от дороги.

– Знаю, – сказал я.

– Зачем ты со мной так поступаешь? – спросила она.

– Вчера ты меня стыдилась, – сказал я.

– Нет, – сказала она.

– Да, – сказал я.

– Да, – сказала она.

Машина гудел, ветер, залетая в окно, чуть свистел. Наташа, хоть и после бессонной ночи, была прекрасна, и ничуть не помятая. Вино кислило. В душе у меня играла флейта, нежная и печальная. Чего уж там. В душе у меня играли все флейты мира.

– Ничего, я смогу с этим жить, – сказала она уверенно.

Я молчал и пил.

– Я смогу жить с тобой таким, какой ты есть, – сказала она чуть менее уверенно.

Я пил и молчал.

– Я не буду требовать от тебя измениться, – сказала она еще менее уверенно.

Я молчал да пил, пил да молчал.

– Так что даю тебе шанс, – сказала она, и сказала совсем неуверенно.

Я молча пил.

Мы приехали к остановке автобуса на краю города. Первым делом я обратил внимание на сигаретный киоск, где и пивко продается. Он был открыт. Отлично. День обещал удаться.

– И все-таки, – сказала Наташа, – я предлагаю последний раз, давай попробуем…

– Притормози около киоска, – сказал я.

Она молча глянула на меня и выполнила просьбу.

– Ты сейчас совершаешь самую большую ошибку в своей жизни, – сказала она.

И не проронила больше ни слова.

Я вышел из машины и прислушался к себе. Флейты все еще играли. Настроение было так себе, потому что зубы я с утра не почистил, да и легкое похмелье давало о себе знать. В городе было пустынно и Наташа смотрела уже куда-то в сторону. Забегая вперед, скажу, что, если бы я ушел, то это и правда была бы самая большая ошибка в моей жизни.