– Дурак, – сказал я.
И заплакал. Потому что ниже была еще одна подпись «от безутешной молодой матери», и мне стало дико жаль этого пацана, до слез. Итак, я разрыдался. Потом вытер лицо, открыл еще бутылку и понял, что я набрался серьезно. О кей. Я вылил в себя вино, даже не почувствовав вкуса, отбросил бутылку, и полез в склеп. Зашел в этот сырой, затхлый домик, не чувствуя ничего, – что странно, так как покойников я опасаюсь, – и увидел лестницу из нескольких черных ступенек. Встал на верхнюю. Начал спускаться. Ступенька пошатнулась. Я подвернул ногу. Упал. Сильно ударился головой.
Перед тем, как вырубиться, с облегчением увидел, что последняя бутылка упала со мной и не разбилась.
ххх
Очнулся я часов пять спустя.
Лежал в самом склепе, рядом с покойником. Вернее, тем, что от него осталось. Какие-то тряпки, пожелтевшие кости. Ни намека на червей и мясо, так что я не переживал. Как ни странно, было мне не очень плохо. По мобильному телефону определил время суток и какой день. Конечно, я порылся в останках. Но не нашел, ничего не нашел. Впрочем, на трезвую голову идея обогатиться кладоискательством на кладбище представлялась уже не такой блестящей. Так что я обыскал кости ротмистра проформы ради. Ну, раз уж полез…
Потом пощупал ногу и голову. Все болело, но не очень. Попробовал встать. Получилось. Правда, ударился головой о потолок склепа.
Полусогнутый, вышел по ступенькам, держась руками за стены. Глянул вниз. Обычная черная дыра. Пошатываясь, вышел на свет Божий. Выбрался за территорию склепа, и побрел в укромный угол кладбища, о котором мало кто знает. Полянка, окруженная кустарником за самыми старыми могилами. Встал там, на солнышке, и вдруг понял, что пережил зиму и в городе уже апрель. Все было зеленым, деревья цвели, и пели птицы. Я прилег.
Солнце пригревало, и я впервые за несколько месяцев уснул.
Приснилось мне почему-то сражение персов с римлянами. Я командовал когортой. Шел чуть сбоку от нее, плакал, кричал, просил держать строй – нас атаковала конница – и убил троих всадников. А от копья четвертого увернуться не успел и почувствовал сильный удар ледяного металла в грудь. Проснулся, и увидел, что Солнце садится, и земля уже холодная. Сел. Помассировал виски. Допил вино. Вышел за ворота, вызвал такси. Дома никого не было. Только записка.
«ты самовлюбленная пьяная сволочь, я ухожу от тебя, соскакиваю с тебя как с наркотика, иди к дьяволу, провались ты пропадом, и я вовсе не шлюха, сам ты такой понял? я кинула тебя, ха-ха, я, а не ты!»
Я выбросил записку в ведро, и положил руку на грудь. Сердце ухало, на висках был пот. Так всегда, когда запой заканчивается. Я разделся, и часа три драил квартиру. Когда она, наконец, заблестела, включил радио и лег в ванную. Налил туда колпачок пены. Закрыл глаза. Минут через десять вода набралась, так что я выключил кран. Стало слышно радио.
Передавали Баха.
– Да это же сам Моклитару!
– Ага, а я сам император Нерон.
– Протри глаза, кретин! Это сам Моклитару!
– Сам Моклитару?
– Сам Моклитару.
– Не может быть!
– Говорю тебе, это Моклитару, лопни мои глаза.
– Выпьешь еще столько же, лопнут.
– Кстати, может, выпьем?
– Давай, за все хорошее. Но, неужели же сам…
– Говорю тебе, сам Моклитару!
– Черт, вот жизнь собачья!
Человек, о котором шла речь, Моклитару, поежившись от утреннего холода – на нем из верхней одежды была лишь майка, – продолжил обход столиков кафе. На каждый клал ручку, переплетенную цветной проволокой, бумажку с ценой на ручку прописью, и отходил. Возвращался минуты через три. Если на бумажке лежали деньги, брал их, и отходил. Но чаще всего ручка так и лежала нетронутой, и тогда ее приходилось забирать.
Вообще-то это был бизнес глухонемых, но их главарь – здоровенный рыжий мужлан, – в молодости обожал балет. Поэтому для Моклитару сделали исключение. И он не всплыл с проломленным затылком где-то в русле кишиневской реки Бык, а продолжил торговать ручками в кафе. Хотя бизнесом-то это и не назовешь, тоскливо подумал Моклитару. И хлопнул первые сто граммов, оглядывая столики. Десять часов утра.
– Может, предложим ему выпить? – подал надежду голос.
– Да ну, он и так алкоголик, зачем усугублять? – убил надежду другой.
– А почему он спился? – слышал он голоса, к которым уже привык.
– Слава, – сказал кто-то.
– Бабы, – ответил кто-то.
– Посиделки с друзьями, – предположил кто-то, на которого зашикали друзья.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу