Владимир Лорченков - Автопортрет художника (сборник)

«что блядь, педрила, замалчиваешь на хуй проблему? какой же ты писатель после этого, а, какой же ты голос народа и кстати ты ебанулся тварь считатеь себя голосом народу на хуй я ебал блядь» – написал он (она?) .

Я понял, что у нас – пат. Но с письмами пора было что-то делать. Я набрал мента. Объяснил ему ситуацию еще раз.

– Ты пойми, – серьезно сказал он, – в нашем городке психов нет.

– Ты что имеешь в виду? – спросил я, уже зная, что он имеет в виду.

– Ну, может ты и правда многих бесишь, – сказал он уклончиво.

– Пиздец, – сказал я. – И ты считаешь, что это повод устраивать мне моральный Освенцим, в моей блядь и без того странной жизни?

– Попробуй поговорить с бандитами, – снова посоветовал он. – Потом позвони мне, и скажи, что вы его нашли. Три дня после этого мы не будем принимать заявления на пропажу тела, ха-ха. Это все, что я могу для тебя сделать.

Я был ему благодарен. Он и правда не мог сделать больше. Но и этого было достаточно. Я набрал своего двоюродного брата-бандита.

– А, писатель! – сказал он. – Сто лет сто зим.

– Тут такая проблема… – сказал я.

– Слушай, – сказал он, – ты задолбал, кстати!

– В смысле, – сказал я.

– Я наконец-то прочел эту книжку, ну, которая про меня написана, – сказал он. – Что за херня?!

– В смысле написана про тебя? – тоскливо спросил я. – Ты имеешь в виду книгу, где про тебя пять строк?

– Там написано «брат позвонил и сказал что его в Испанию не пустили, потому что он там в прошлый раз кого-то чуть не убил», – сказал он.

– Ну, – сказал я.

– Так ведь я Убил! – сказал он. – Что обо мне люди подумают?! Я Убил и едва ноги унес от этого Интерпола хренова.

– Уголовник, – сказал я.

– Он не мучался, – сказал он.

– Во втором издании пусть поправят, – сказал он. – И фразу про то, что я помог тебе за деньги, тоже убери. Какие на хер деньги? Ты же мой Брат. Мы одна Кровь.

– Ладно, – сказал я. – Попробую. Но не уверен, что второе издание будет. Еще и первое-то не раскуплено. Кстати, о деле. Тут у меня такая проблема…

– За ваши деньги решим все, – сказал он.

ххх

Я стоял в конце коридора главного почтамта Кишинева и глазам своим не верил. Я представлял себе его иначе. Мне казалось, что это задрот лет четырнадцати, стишки пописывает, в клетчатой рубашке, с гитарой и прыщами. Или старый пердун в тертом кожаном пиджаке, и папкой тетрадных в клеточку листов, заполненных Размышлениями как нам обустроить железнодорожную ветку Резина-Бельцы. Кто-то из советников президента Молдавии, на которых я вечно бочку гоню в рассказах своих. Тщедушная девушка лет двадцати семи. Алкоголик-прозаик. Дерганный пианист с горящими глазами. Хертам. У большого стеллажа с металлическими ячейками для абонентских ящиков стоял Совершенно Обычный Мужчина. Моего примерно возраста. Лет тридцати-тридцати пяти. Звать «влад долохов». С таким же успехом он мог быть «петром скриницким» или блядь «тудором иванитцким». Это не говорило мне Ни Хрена.

– Тебе это имя что-то говорит? – спросил брат.

– Нет, – сказал я искренне.

– Ты трахал его девушку, украл у него мотоцикл, обидел в школе, зарезал собачку, – говорил брат, – может, ты перехватил у него контракт с издательством?

– Какой на хер контракт, какое на хер издательство? – спросил я.

– Давай-давай, вспоминай, – сказал брат.

– Да я даже не знаю, что это за хер! – сказал я.

Я и правда не знал. Это был совершенно незнакомый мне человек. Работал, как мне сказал брат, в каком-то кафе, разносил еду. И который, тем не менее, вот уже два года жил отправкой анонимных писем, в мой адрес. Да еще и совершенно обычный на вид, даже стриженный коротко, прям как я. Не панк, не хиппи, не эмо, не сактанист блядский, не сумасшедший. О, Господи. Я глазам своим не верил. Парень бросил конверт в ящик, и стал уходить.

– Отвернись, – сказал брат.

Он был в спортивном костюме и с битой. Рядом было еще трое таких же. Все вместе они весили больше тонны гребанной, и каждому из них я глядел в подмышку. Это если голову поднять. Работники почты очень удивились, когда мы зашли и встали в конце этого темного коридора. Но промолчали. Было ранее утро. Может, не проспались еще.

– Только не нужно писать потом, как в прошлой книге, что мы сунули ему бутылку в сраку, – сказал брат, и легко пошел за психом, – не нужно сочинительства. Будь реалистом.

– Я буду, – пообещал я.

И отвернулся. Ударов было несколько, они были глухие, первый– словно на асфальт упал кулек с яйцами, второй – будто кулек с мясом шмякнули об стенку, а потом я даже не сранивал ни с чем. Парня стали пинать в живот. Трахать тебя в рот, сказал брат. Еще одно письмо на хер. Я повернулся слишком рано, и увидел еще пару ударов битой. Меня стравило. После этого «влададолохова» обоссали.