Ярослав Питерский - Падшие в небеса

— Так перед тем как в камеру отведу, рожу умыть хочешь? Щукин пожал плечами и тяжело вздохнул.

— Ладно, пошли, — сжалился старшина, — Попьешь заодно, а то черед полчаса начнешь долбить и воды требовать. Милиционер завел Вилора в длинную, прямоугольную комнату, на двери которой была прибита табличка: «ПИЩЕБЛОК» Окна в этом помещении не было, вместо него маленькая дырка забитая решеткой под потолком, где то сверху урчал вентилятор. У стены стоял длинный стол накрытый клеенкой. Рядом сервант с тарелками и железными мисками на полках, и с противоположенной стороны была пристроена вешалка с множеством сумок сеток и целлофановых пакетов весящих на ней. В противоположенном углу примостилась раковина, над которой как-то обреченно висел ржавый смеситель.

— Так,… вот умывальник, ополоснул рожу и попил. А потом выходи в коридор. Старшина буравил взглядом Щукина. Вилор так и не понял, что хотел им выразить милиционер. Толи это был знак призрения, толи угрозы. Но глаза у старшины блестели не по-доброму. Хотя в целом его лицо злым не было, напротив, пухлое и какое-то белесое оно светилось неестественным каким-то восковым блеском.

— Мой руки и учти, жрать до утра не будешь, ты в списках днем на заявку не был. Так что спать будешь на голодный желудок, но я вижу, тебе ужин и не потребуется. Тебе сейчас не до жратвы, тошнит с похмелья,… - хмыкнул старшина.

Вилок открутил вентиль крана и подставил лицо под струю воды. Он ополоснул шею и хорошенько вымыл руки, которые прочему-то были липкие и почти черные от грязи.

Старшина терпеливо ждал. Когда Щукин напился и закончил умываться, милиционер протянул ему небольшое вафельное полотенце, которое оказалось на удивление чистым и свежим. Вилор вытерся и обреченно посмотрел на охранника. Старшина забрал у него полотенце и скомандовал:

— Ну а теперь пошли к тебе в новый дом! Он вывел Щукина из пищеблока и неожиданно рявкнул:

— Руки за спину! Вилор вздрогнул от неожиданности но, тем не менее, команду выполнил, сведя ладони сзади. Старшина похлопал его по плечу:

— Вперед иди! Щукин послушался. Они вышли в длинный и полутемный коридор, который был практический пустой, не считая странного маленького шкафа. Он был очень похож на детские кабинки, что устанавливают в раздевалках детсада. Длинный с множеством узеньких дверец, шкаф был невысоким чуть выше метра. Вилор ухмыльнулся на зеленого цвета дверках-ячейках, не хватало лишь традиционных наклеек в виде арбузов, петушков и репок. Старшина остановил его возле этого необычного тюремного предмета мебели.

— Так, вытаскивай из брюк ремень и выдергивай если есть шнурки. Щукин обернулся и с удивлением посмотрел на старшину:

— А это еще зачем?

— Хм, зачем? Да что б в камере ты не провесился, или тебя не удавили. Давай выдергивай, так положено. Щукин пожал плечами и выдернул из джинсов ремень. Шнурков на туфлях у него не было. Старшина аккуратно свернул ремень и положил его в одну из ячеек. Вилор успел рассмотреть, что на дверце красовалась цифра «5». Старшина вытащил из шкафа какие-то бумаги, посмотрев в них, он сурово спросил у Щукина.

— Так теперь скажи свое имя фамилию и отчество, и год рождения!

— Это еще зачем, вы, что ж не знаете, кого в камеру отправляете? — удивился тот.

— Говори, это положено.

— Эх, Щукин Вилор Андреевич, десятого сентября тысяча девятьсот шестьдесят второго. Старшина, внимательно посмотрел в бумаги и, что-то пробубнив под нос, удовлетворенно мотнул головой:

— Так, все в порядке, теперь скажите, у вас жалобы какие ни будь есть? Пожелания? Вы больны, имеете ли какие ни будь инфекционные заболевания, травмы? Щукин, помотал головой и устало ответил:

— У меня одно пожелание, скажите, за что меня задержали? И если можно бутылку пива!

— Хм, шутник, — старшина стал совсем мрачным. — Ты завтра перед операми шутить будешь, они тебе все и расскажут, а сейчас поворачивайся. Руки назад и марш прямо по коридору. Щукин лениво развернулся и тяжело вздохнув, свел руки сзади и зашагал по длинному гулкому коридору. По бокам, словно страшные врезки, зияли проемы дверей тюремных камер, выкрашенных все под один стандарт, в грязно-коричневый цвет. Этот противный колер краски раздражал. Он очень напоминал спекшуюся кровь. «Почему они красят в такой цвет? Может, что бы действительно не было видно следов крови? Может это наследственное? Может специально приказывают красить именно в такой вот противный кирпичный цвет? Может, есть, какие-то внутренние секретные нормативы? Бред! Какие нормативы, какая была краска, такой и покрасили! Паранойя начинается уже!» — подумал Щукин. Возле камеры номер пять, старшина прикрикнул: